продолжит прежнюю тему, хоть и с другого конца.
— Оля, ты ведь работаешь в паспортном отделе?
— Да.
— Когда попадаются бракованные бланки — что вы там с ними делаете?
— Ну… Утилизируем.
— А можно ли вынести парочку бланков? — понизил голос Ваюршин, наклонившись к уху Миловидовой — Мои протеже, отсидев год или два за пустяки, хотят иметь 'чистый' паспорт. Ну, однажды оступились, а клеймо-то в паспорте на всю жизнь! А они хотят ее начать с чистого листа. Беда в том, что этого листа у них нет. Они уж мне говорят: 'мы отблагодарим, только достаньте'… Этой мзды и на покупку квартиры хватит, если не упустить шансов. Как ты на это дело смотришь?
— Вы хотите казаться хуже, чем есть. Не продолжайте. Не надо меня обманывать! — вспыхнула Ольга, подумав: 'Провокация? Или он искренен? А вот сейчас проверю!' —. Я знаю, для кого нужны эти паспортные бланки. Поняла прекрасно, в свете предыдущего… Без сомнения, для подпольщиков! Так что я могу немедленно заявить на вас в РСБ.
'Вот это номер!' — Ваюршин похолодел, затаив дыхание. — 'Неужели ее мне подставили? Это крах! Я в ней ошибся. Решать надо с девкой, здесь и сейчас… Обеими руками за глотку, а потом через турникет — и на вокзал… Или есть шанс договориться?' Владимир собрал волю кулак, минутный страх уступил место логике. Губы его сжались в тонкую нить, лицо побелело, внутренне он чудовищно напрягся, но внешне сохранял бесстрастие. Речь его стала угловатой и резкой, он перешел на 'вы':
— Вы несете бред и вздор. Такие обвинения следует доказывать. Но даже представим себе на секунду… Вот именно, на одну секунду — что я действительно помогаю подполью. В таком случае, предав меня, вы повредите в первую очередь себе. Помните, какие милые посиделки вы устраивали в моем кабинете? А вам не приходит в голову, что ваши беспечные кофейные разговорчики — это, в совокупности, разведывательный доклад? Двухлетний подробный доклад! И если мои отчеты об этих беседах обнаружат при обыске — то РСБ вас по головке не погладит. Начнут расследование. Будут выяснять — шпионили вы по сговору или по легкомыслию. И в любом случае, с этой работой вам придется распрощаться. Да и с Данилой Швецовым тоже.
Испуг Владимира не укрылся от взора Миловидовой. 'Ишь как побледнел' — подумала она — 'Нет, такое не сыграешь. А руки-то, руки! Он их так сцепил, что костяшки пальцев побелели… Да, в его положении всякий бы испугался.' Волна радостного предчувствия захватила Ольгу, гнетущая тяжесть упала с ее плеч, и глаза засияли как звезды. Продолжая игру, она воскликнула:
— Никакого отчета при обыске у вас не обнаружат. Как же, такой вы дурак, чтобы хранить подобные записи!
— Вы очень умны, девочка. Но если вы меня предадите, то мои товарищи найдут способ ознакомить РСБ с вашей ролью в этом деле. И это еще самое безобидное из…
— Ой, не сомневаюсь, у вас в запасе мешок сюрпризов. — оживленно и радостно перебила она Ваюршина, смело и прямо заглянув ему в лицо. Задорные глаза Ольги смеялись. Она чуть подалась вперед и протянула к собеседнику открытые ладони. — Все это не понадобится, Володя! Я слишком долго валяла дурочку, все не могла вам поверить. Неужели вы еще не поняли? Я полностью солидарна с тем, что вы говорили — и не только сегодня, но и все эти долгие месяцы. Неужто я не понимала, к чему вы клоните? Я готова помогать вам не 'в темную', не из страха разоблачения, а просто потому, что разделяю ваши идеи. Разделяю полностью! Да и лично вы мне симпатичны. Конечно, не так сильно, как Данила. — рассмеялась она — Но вы добры и сдержанны, а мне сейчас угрожали скрепя сердце, разве я не вижу?
Ваюршин расцепил намертво сжатые кисти рук, маска страха медленно сошла с его лица, побелевшие скулы разжались, глаза сделались бестревожными, и вокруг них появились радостные морщинки. Улыбка, сначала робкая, а потом все более уверенная, расплылась на его лице. Облегченно откинувшись на спинку скамейки, он пропел высоким голосом:
— Что ж… Тогда — уговорились!
Ольга едва заметно кивнула, улыбаясь легко и весело:
— Уговорились!
После долгой паузы Ваюршин произнес:
— Но давайте условимся, что эти просьбы вы исполняете лично ради меня. По крайней мере, если вас… если тебя, Ольга, привлекут к суду — отвечай именно так. Лучше признаться в простом деле, чем в организованном. Вали все на меня, как на мертвого — я в любом случае обречен, если попадусь. Впрочем, я скоро отсюда уеду. Уже все управление знает, что мне предложена работа в Икрутске, причем с повышением. Вот я туда и перееду. — он помедлил — Или не туда. Это уж мое дело, куда. Важно, что скоро мы навсегда с тобой расстанемся. Тебе придется иметь дело с другими товарищами. Я расскажу потом, как все это будет….
— Жаль, как жаль, что вы уезжаете, Владимир! — в ее голосе слышалось понимание и светлая грусть — Я к вам так привыкла…
— Ничего, со Швецовым тебе не будет скучно…
— А разве Данила тоже… с нами? — затаила дыхание Миловидова, не веря своему счастью.
— Да, я с ним поговорю об этом. Твое согласие работать на нас — последнее, чего мне не хватало для беседы с твоим женихом. Ты на него тоже давай, воздействуй… Все же будущий супруг, как никак.
Ольга вновь зарделась от смущения — оказывается, Ваюршин цепко схватывал не только каждое ее слово, но даже интонацию и жест.
— Ну-ну, не смущайся, прелестная авантюристка! В отношениях между товарищами должна быть полная откровенность, ясность и прозрачность. А ведь мы отныне — товарищи?
Был разрублен гордиев узел противоречий, страхов и опасений девушки. Все было ясно. Оставалось подвести последнюю черту. Вскинув голову, она приветливо улыбнулась Володе и звонко произнесла:
— Да. Вы правы. И глупо скрывать очевидное: c Данилой мы хотим пожениться. Значит, он будет с нами, с подпольем?
— Он должен быть с нами. Я поднял его из рабочих, и устроил сюда. Он благодарен мне. Идейно он солидарен, а кроме того — любит вас, Ольга. Я знаю, как он ответит. В нем я уверен. А деньги на квартиру я вам передам, не сомневайтесь. Мы о своих заботимся…
Таким был тот памятный разговор.
Через неделю Ольга зашла в кабинет Ваюршина с цветочным горшком в руках. По обыкновению, они попили кофе, затем спустились во дворик. Там, вне досягаемости прослушки, Ваюршин указал Ольге, в какой тайник она должна закладывать похищенные бланки паспортов.
На собеседование с Рэдом никого из завербованных полицейских не пригласили: риск был смертелен. Ваюршин сам обучил подопечных — исходя из инструкций, переданных подпольем.
Посреди загнившей воды, зеленой и склизкой, высилась темная, зловещая пирамида. К ней с четырех сторон примыкали галереи. Заключенный стоял на одной из них, глядел в потолок лабиринта. Невыносимая тяжесть гнула к земле, раны кровоточили. Одежда превратилась грязные отрепья. Оторвав лоскут рубахи, несчастный старался оттереть бисеринки пота, выступившие на лбу. Пытался — и не мог поднести ладонь к голове. Воздух был густым как ртуть. Такой плотности рука не могла преодолеть. Ноги вязли в липкой болотной жиже. Резкая боль пронзала все тело. Но давящий страх был страшнее боли — так бывает в кошмарном сне, когда человек силится и не может проснуться. Он знал, что в темном лабиринте бродит минотавр, ростом с двухэтажный дом. Рык чудовища гулко раздавался в коридорах, становясь громче и громче. Надо было бежать, но двигаться парень не мог. Он рухнул на каменный пол, лицом в зеленую вонючую жижу — и пополз, извиваясь как змея. Дышать становилось все труднее — атмосфера уплотнялась. 'Доползти до двери… Только бы доползти…' — думал арестант — 'Там, за дверью — спасение… А может быть, смерть? Не думать об этом… Доползти — вот что самое важное…' Чем меньше оставалось ползти до пирамиды, тем слышнее становился душераздирающий вой рогатого монстра. Дальний стук копыт колебал замшелые плиты пола. Все ближе, все слышнее… Но вот и дверь, обшитая сталью.
