Король не стал включать моих воинов в войско – во-первых, спешил нанести удар во фланг лехам, во-вторых, справедливо оценил степень нашей усталости после тяжелых и продолжительных маршей, кровопролитных схваток и бессонной ночи, проведенной за земляными работами. Однако фланговый удар нанести не удалось, Бергарский, начав отступать, вскоре изменил маршрут и, упершись в реку, решил дать бой. Брода за его спиной нет, так что и опасаться им нечего.
Или есть?
Дав воинам сутки отдыха, я уже было собрался догонять короля, как разведчики доложили об обнаружении войска противника. Да, за его спиной нет брода, и атаки в тыл опасаться нечего вроде бы… Если не обращать внимания на практически вертикальный обрыв берега, нависающий над узкой и неглубокой полоской песка прямо у левого фланга лехов.
Авантюра, конечно, но… В наших руках оказалось восемнадцать неиспорченных лодок, что фрязи бросили на месте прошлой схватки, еще пяток мы сумели на скорую руку починить. И в мою больную (во всех смыслах) голову пришла очередная «удачная идея».
Как я надеюсь, нам удалось незаметно приблизиться к противоположному от позиций Бергарского берегу – последний переход мы совершили ночью, и уцелевшую тысячу воинов я укрыл в лесистой балке, примерно в половине версты от берега. Лодки же вместе с ударным отрядом мы спрятали среди густо растущих с нашей стороны Данапра ив и камышей.
Днем началась жаркая битва. Я разглядел фланговый маневр Когорда, то, как подались вперед гусары Бергарского и как откатились назад. Но удобного момента, чтобы ввязаться в бой со своей горсткой воинов, я не видел.
До того момента, когда противник снял с вала пушки и начал вручную перетаскивать их к месту фланговой схватки – прямо напротив нас.
– Пошли!
По всей линии камышей раздался легкий шорох подавшихся вперед бойцов, немного неуклюжих из-за долгого ожидания и оттого производящих лишний шум. Впрочем, звуки боя надежно скрывают нашу активность от лехов.
Лодки погружаются в реку практически без всплеска, неплохо прогревшаяся вода приятно холодит зудящее от жары и комаров тело, и я, крепко уцепившись руками в корму, с удовольствием заработал ногами.
По трое с каждого борта, по два пловца с кормы (я, правда, плыву в гордом одиночестве) – и легкие рыбацкие лодки идут по воде будто сами по себе, над гладью реки торчат лишь головы да руки воинов. Без доспехов, в легкой одежде и с ножами за поясом – все оружие укрыто на дне деревенских скорлупок. Но их неказистость сейчас меня совершенно не волнует – лишь бы добраться до берега, желательно незамеченными!
Данапр – широкая, полноводная река шириной не менее четырехсот шагов, с сильным течением на середине русла. Я учел это заранее, и потому мы отплыли значительно выше песчаного откоса. Но миновав едва ли треть требуемого расстояния, я почувствовал, как сильно забились мышцы ног, как тяжело держаться за корму лодки немеющими пальцами – особенно левой, раненой рукой. Я бросил взгляд по сторонам и, отметив чрезвычайное напряжение на лицах плывущих рядом воинов, понял, что проблема не столько в моем ранении, сколько в непосильной тяжести поставленной задачи.
– Гребите!!! Гребите сильнее, дети выдр! Если не хотите погибнуть в воде, гребите!!!
Нельзя сказать, что мой окрик прибавил воинам сил, но лучшие пловцы отряда ускорились сколько возможно, стараясь достигнуть противоположного берега. Поднажал, замолчав, и я.
В какой-то миг мне стало по-настоящему страшно: начало сводить мышцы голени. На моих глазах один из воинов отцепился от лодки и с головой ушел под воду. Ни через три удара сердца, ни через пять он так и не показался над гладью реки.
Я всегда отдавал себе отчет, что могу погибнуть в любой схватке. Но погибнуть в бою – оно как-то привычно, славно и честно. А вот утонуть только из-за того, что переоценил силы и свело ногу… Сгинуть без славы, отдать жизнь за бесценок?!
Это несправедливо!
От осознания собственной слабости и уязвимости захотелось вдруг заплакать. Не так, только не так… Разве это конец достойный принца-консорта, воина и полководца?
И какого же рожна я все время лезу вперед?! Почему бы не поберечь себя ради жены, ради сына? В конце концов, ради отца? Или я неуязвимый герой из древних легенд мармедонцев? Почему меня все время тянет в самую гущу схватки?! Разве я рядовой боец, один из многих, кто десятками и сотнями гибнут в первом же бою?
Как ни странно, последняя мысль меня успокоила. Чтобы ногу не свело, я перестал грести и лег на воду, погрузив в нее лицо. Ощутил легкий привкус тины на губах, но голову вода приятно охладила, и я даже стал получать удовольствие от того, как мое тело мягко несет по глади Данапра.
Да, я могу себя поберечь ради жены и сына. Но разве не ради них я здесь? Не ради ли семьи, не ради ли любимых я должен сражаться, должен рисковать собой в схватке с врагами? И не собственных ли родных, не собственные ли дома, не собственную ли свободу мы защищаем от захватчика, говоря, что защищаем Родину, Отечество? Она ведь у каждого своя, эта родина – дом, в котором родился и живешь, семья, друзья, что с детства тебя окружают и вместе с тобой растут. Любимые, которых мы встречаем на жизненном пути и что рождаются в наших семьях… Но мы неспособны в одиночку защитить все это от захватчика. И десятки, сотни наших маленьких «родин» объединяются в единое целое, когда речь заходит о защите родной земли.
И тогда чем хуже меня бойцы, которые идут на смерть по моему приказу? Чем хуже и недостойнее меня те, кто гибнет в первом же бою, жертвуя собой ради жизни любимых, ради их будущего? Чем бесславна смерть того воина, что, не выдав нас ни звуком, ушел на дно?!
Нет, в бою мы все равны, и раз я чувствую, что должен находиться среди своих в схватке, что должен вести их, разделив с ними опасность как настоящий боевой вождь, – так тому и быть!
Нас заметили, когда мы преодолели более двух третей реки и течение значительно ослабло. Но враг не оценил исходящей от менее двух десятков утлых лодчонок опасности, и по нам ударил жиденький залп всего из полсотни огнестрелов. Впрочем, четыре ближние к противнику лодки основательно продырявило (вместе с гребцами), и они пошли на дно. Однако остальные поднажали из последних сил, и, когда фрязи дали второй залп, мои ноги уже коснулись вязкого ила.
– Вперед!
Второй вражеский залп унес больше жизней, чем первый, я явственно услышал едва
