Агенты короля оставили свою свиту во дворе замка. Этих двоих, Урскую зверюгу и рыцаря, не интересовали ни фуа-гра, ни твоя впечатляющая подборка летних вин. Они явились, обеспокоенные слухами о насилиях, грабежах и темных делишках, которые доносились из твоих поместий. Крестьяне пропадают фургонами. Целые деревни лежат покинутые всеми, кроме крыс.
Глаза белокурого драгуна сузились, а его улыбка сделалась едкой. Он отмечает твою неестественную вышину, наводящее страх выражение лица (которым вы, о, так искусно управляетесь в мерцании ламп: вы – кривое зеркало собравшихся за пиршественным столом). А сам, мерзавец, наглый такой в своей снежно-белой кольчуге и бархатном плаще. До того красив, что аж больно делается. Сомнений нет, девицы, им поруганные, и его детки-бастарды по всей этой земле разбросаны.
Кролик Аббат поглаживает усы. Предусмотрительно он даже не касается ни своего кубка, ни своей тарелки. Как бы между прочим спрашивает, не принимал ли ты случаем местную женщину по имени Элизабет Лохинвар, жену Эстебана Лохинвара, охотника и выдающегося флейтиста.
Очевидно, Кролик Аббат и эта леди были соратниками и несколькими годами ранее служили фрументариями[23] в Имперском министерстве бдительности. Позже она ушла в отставку и зажила обычной жизнью, а он стал начальником спекулаторов, в последнее время – почетным. Кролик носит золотой рыцарский плащ поверх своего шелковистого черного меха. Плащ знаменует его особый статус как доверенного посланника короля Минджи. В Кролике двадцать стоунов[24], и в основном это мышцы только что не каменные, глаза у него темные, как мед, тронутый голубоватым отблеском возраста. Ему незачем носить меч. Его резцы сверхъестественно остры, как и когти задних лап. Подобно многим Урским зверюгам, Кролик Аббат представляет серьезную угрозу для любого, кто вызовет его гнев. Ты вызываешь его гнев. Это трудное испытание и это забавно!
– Лорд Аббат, главный среди охотников императрицы…
– То были добрые старые деньки, Барон. Сегодня я говорю как посол короля.
– Прошу меня извинить. Протокол, старшинство…
– Некоторые могут расценить это как понижение. Я смотрю на это как на рабочую отставку. И вновь я спрашиваю: по сообщению информатора, ваш человек. – Кролик Аббат презрительно сморщил нос. – Пришел к ней в дом и учинил там разгром. Она с дочерью пропадают неизвестно где, а кости ее мужа лежат на развалинах жилища. Прошу вас разъяснить.
– Разумеется, милорд. Вас влечет автомат удовольствия.
– Автомат? – У Кролика Аббата дергается нос. Он прозорлив: жернова мелют в его лихорадочном мозгу. Очевидно, истинная природа этой самой Лохинвар тайна даже для ее близких сподвижников. Если бы жизнь его продлилась дольше ближайших нескольких минут, он, несомненно, уловил бы целиком всю истину.
– Неважно. Такое бывает. – Ты пожимаешь плечами. – В своем качестве гонителя неблагодарных и преступников вы загнали в землю легионы нарушителей закона. Убили многих из них. Слушали их вопли о пощаде, а потом закаляли решимость. Вы от этого удовольствие получали, да?
– Творец говорит, мы должны извлекать гордость из своих достижений и удовольствие из своих свершений.
Ты засел поглубже на своем троне во главе стола, заранее позаботившись расположить дюжину хорошо обученных охранников во всеоружии между собой и Кроликом. Позволил своей вежливой улыбке растянуться до ухмылки от уха до уха. Такое облегчение, когда внешнее стирается в крошево! Чтением мыслей ты не наделен, хотя поверхностные страхи и желания ты способен вбирать в себя, как волкодав запах своей добычи. Особый запашок тебе причудился, и выражение твоего лица сходно с бешеной злобой охотника, который как-то давным-давно поймал малютку Кролика Аббата в силок, отчего у того на задней лапе так и остался шрам от проволочной петли.
– В точности, лорд Аббат. Творец говорит так. А что говорит Сатана? Припомните, будьте любезны, вопли трусливых жертв, а потом вообразите, что эти звуки рвутся с губ вашей леди-подруги, когда я подверг ее едва вообразимым унижениям. Вообразите мой восторг от перемалывания ее косточек для моей табакерки. – Гвоздем твоей речи становится момент, когда ты выставляешь ту самую табакерку, пунцовое лаковое изделие с инициалами БН, откидываешь крышку и нюхаешь трупный прах.
Один из твоих слуг лупит в гонг, и тот гудит.
По сигналу Джей Ухмылка выскальзывает из-за гобелена с тактичной римской эротикой и набрасывает драгуну на шею гарроту. Возможно, Джей Ухмылка дает маху: в схватке с вышеупомянутой женщиной Лохинвар он получил раны незаживающие. К тому же и у сэра Хэнда репутация бойца мирового класса в сражениях: пять лет кряду он становился чемпионом в единоборстве на королевском турнире. И слава его была не пустым звуком. Его шипованная боевая рукавица хватает и рвет проволоку одним рефлекторным движением. Через плечо он хватает Джея Ухмылку за руку и швыряет его через весь пиршественный зал.
Сэр Хэнд выхватывает свой клинок и скалится:
– Ну, подходи, паршивцы. – Он не ждет, когда стражники примут его приглашение, а начинает сразу же кромсать их на куски. Легкая закуска. На балконе засели меткие стрелки. Вокруг драгуна зазвенели стрелы, пущенные из арбалетов. Три впились ему в латы. Другие отскочили прочь, не причинив вреда, если не считать царапины на ясном челе рыцаря. Вот тут он рассердился.
Кролик Аббат запрыгнул на балкон. Его полет в воздухе был таким же легким, как и у мистиков Востока, спавших на гвоздях, когда они не изрыгали пламя и не разили своих врагов кучами в сражении. Стрелки согнулись, чтобы перезарядить арбалеты. Увы, промедлили. Промчался Кролик Аббат, на ходу откусывая им головы, словно садовыми ножницами ряд маргариток подстриг. Потом он низвергается с балкона и оказывается среди твоих стражников – и это ничуть не лучше. Он драл когтями – и спереди, и сзади. Лица и конечности отлетали напрочь.
Звучит рог. Входные ворота рушатся во двор. Королевские воины устремляются в пролом с мечами, готовыми к сече.
Чего враги твои не соображают, так это того, что твоя доблестная стража тут не главное. Нет, пушечное мясо наличествует только чтоб обеспечить тебе кровавую трапезу и суть быстротекущей жизни. Ты же – продолжение разлома в подполе. Придавленный тоннами камня, он вопиет о пище. Его нужды – это твои нужды. Ты глубоко вдыхаешь. Струйки и капли крови из ран меняют направленность и по воздуху потоком устремляются в чудовищную воронку твоей утробы. Пузо твое раздувается, а размах удлиняется. Меняется твой смех. Твоя уродливая тень покрывает этот обиженный богом сброд, сражающийся изо всех сил. Все головы поворачиваются, рассматривая твое обалденное обличье.
Какое-то время ты даже думаешь, что смог бы победить.
Родной старый дом
Лохинвар не видела дома своей юности с тех пор, как сорок зим назад спаслась бегством при его уничтожении. От хижины остались едва заметные следы. Заросшая горка камней указывала на место семейного очага,
