– Потому что – что, а?
– Потому что – они.
Во двор входила банда Ловчей вместе с ее предводительницей.
– Стоять!!! – завыл Птичник, неспокойно вертясь, но все еще не вставая. – Ты… Мерринда Хеврот, Висельница… Слышал я о тебе, не думай, что нет!
Ловчая скрестила на груди руки и поджала губы в совершенном презрении к тому, кого она застала на подворье замка.
– Браво, – кивнула она Геральту и Лютику. – Вы открыли нам дорогу. Не сомневалась, что сумеете. Что же до платы…
– Мы хотели бы уйти.
– Хо-хо, ведьмак, так я и поверю! Яйцо рарога – почти под рукой, а ты такое-то плетешь?
– Это мое яйцо! – крикнул игнорируемый всеми Птичник. – Никто не станет торговать моим яйцом!
– А не то что? – рявкнула Ловчая, а люди ее мигом достали оружие и сформировали полукруг. – Как ты нас сдержишь, а?
– Заставлю его проснуться! Он, даже и незрелый, испепелит вас всех!
– Дурень! Ведьмак, эй, куда это ты? И правда намереваешься потихоньку смыться?
– Да. Убийство меня не интересует.
– У нас был уговор. Создание прохода и убийство сукиного сына.
– Если уж ты сама решила пойти за мной следом, можешь сама заняться и вторым пунктом. Твоим людям охоты достанет.
– Я его заставлю проснуться! – надрывался Птичник и дальше. – Он шепчет ко мне! Днями и ночами! Шепчет, чтобы вы ступали прочь!
– Возможно, он прав, – тихо сказал Геральт. – На твоем месте, Великая Ловчая, я бы поостерегся. К охоте на чудеса не следует подходить с меркой повседневности.
– Да что ты мне тут плетешь, ведьмак? Ты же знаешь, с кем говоришь!
Тут Ловчая ухмыльнулась. Мерзко и жестоко.
Геральт ответил неподвижным взглядом – долгим, немигающим, – да еще каменным лицом.
– А и ступай себе, – фыркнула в конце концов Ловчая. – Ступай, заячья шкура. Мне это даже на руку…
Но Птичник, которому эти вопли не обеспечили желанного респекта, выполнил свое обещание. Странным образом. Поскольку подпрыгнул, словно что обожгло ему задницу, и завопил, не обращая внимания на ржущих разбойников Ловчей:
– Посмотрим еще, кто посмеется последним! Зрите, зрите, что сделает жар-птица, когда не отдадите ей надлежащего уважения!..
На месте, где до сих пор сидел Птичник, и правда лежало яйцо. Каменное, пористое, но на глазах у всех оно раскалилось до красноты. Смешки стихли, словно ножом обрезанные. И только Птичник теперь хохотал. Воздух вокруг яйца принялся подрагивать, а терраса закипела от множества мелких теней – это птицы начали собираться в небе.
– Геральт! – простонал Лютик. – Позади!..
В воротах появились танцующие, ползающие огоньки, что медленно разрастались в завесу пламени.
– Сомкнуться! – рыкнула Ловчая. – Кто ретируется, того я лично отловлю и выпотрошу! Ведьмак…
– Ведьмак, – обронил Геральт, – как заячья шкура и трус, как раз уходит. Я бы советовал поступить точно так же и тебе, госпожа. Ты хотела сама захватить яйцо рарога, это понятно. Слишком поздно. Спровоцировала его проклюнуться. Он будет сражаться.
– Миррек, Крюк! Задержать ведьмака!
Но тем хватило, чтобы идущий к воротам Геральт потянулся за оружием, даже не доставая его. Шершавая рукоять под пальцами. Чуть согнутые ноги. Дрожащий медальон. Дуболомы оказались достаточно мудрыми, чтобы не нападать. И настолько глупыми, чтобы не использовать шанс на спасение – поскольку едва лишь Геральт отступил через скромные пока что огоньки, те вдруг выросли и загородили остальным дорогу к бегству.
Ловчая что-то кричала им издалека. Они не слушали.
Геральт вздохнул. Преждевременно.
На подворье выскочила на них тройка братьев, Лютиковых преследователей.
– Поймали его! Не вывернется!
– Ах, это вы, – проворчал Лютик. – Видите ли, парни, прежде чем вы предпримете очередную попытку линчевания за якобы соблазнение вашей сестры – какого, кстати, не случилось! – знайте, что со мной тут ведьмак и что я не стану колебаться, чтобы за него спрятаться. К тому же всем нам стоит брать ноги в руки, прежде чем…
…спирали разогретой стихии принялись выстреливать из-под земли, пробиваясь сквозь камень – словно спрятавшийся где-то внизу дракон принялся с гневом выкапываться под свет дня. Геральт потянул Лютика за рукав, огненная отрыжка отделила их от сельских родичей. Не было времени ни на что, кроме отчаянного бега.
Двоицу беглецов провожали взгляды темных глазок – птицы сидели в пустых проемах, на крышах и стенах, а под ними кипело море пламени.
* * *Они уже стояли перед крепостью, когда их настигли птичьи крики и человеческие вопли.
До Геральта же донеслось что-то еще. Что-то большее. Голос, прозвучавший в голове, был низким, скрипящим, чужим и нечеловеческим. Он знал, что это отозвался рарог.
«Вернись, – приказывал он. – Помоги. Награда. Сила. Для тебя».
Свободной ладонью Геральт сжал медальон – не волчий, а тот, что он получил от экс-помощницы Птичника. Амулет Баал-Зебута, две черные звезды.
– Кажется, украшеньице ничем нам не пригодилось. Единственное чудо, которое нынче не ожило…
«Сила. Вернись!»
– Нет, – медленно ответил Геральт. – Возможно, и в этой легенде есть зерно истины… Как там было? Рарог и дракониха, убивающие друг друга? Два зла, и ни одно из них не меньшее и не большее, зло, побеждающее зло, взаимное уничтожение? Пусть так и будет. Предоставим их друг другу: Ловчую, Птичника и рарога, их мечи и их предназначение. Пойдем, Лютик. Пусть зло соревнуется со злом. Нам тут делать нечего.
«…не думай, – снова отозвался голос, – что, уходя, ты становишься нейтральным. Что, оставляя зло злу, сам становишься добрым. Кто таков ты сам, ведьмак, если не предел чудес, приноситель конца, создатель эпилогов? Вернись и хотя бы раз искупи свою вину, спасши меня. Спасши чудо! Вернись, ведьмак! Не убегай от предназначения!»
«Это не мое предназначение», – подумал-ответил Геральт и больше не оглядывался. Не оглядывался ни на трепещущие озера пламени, взбирающиеся по стенам крепости, ни на птичий водоворот над террасой. Не реагировал на вопли, переходящие от басового рыка до высокого, плаксивого рыдания.
Гора над Чудовенкой пылала долго.
* * *Говорили позже, что с горы не вернулся никто.
Говорили, что когда разносящийся эхом по долине вой достиг крещендо, над замком расцвела огненная птица. Взрыв разнес половину руин, обломки фонтаном падали на склон.
Говорили, что падало и всякое другое. То ли птица, то ли дракон – горящая бесформенность, капля пламени. Когда упала она в озеро, вода закипела, словно в котле, пузыри густо покрыли его поверхность.
Никто, кроме наследницы Птичника в его лавке, не подумал о жар-птице. Она же одна видела в этом призыв бога, умирающего в миг рождения, чья смерть выжгла все во мгновение ока. Но она же одна не говорила ничего.
* * *Геральт и Лютик, воспользовавшись сумятицей в селе, вернулись за Плотвой и одолжили при случае одного из коней Великой Ловчей. Казмер, стоявший на посту, застал их в конюшнях. Это было уже после взрыва и кипения озера – стражник тогда догадался, что не стоит ни о чем спрашивать. И не спрашивал. Попрощался с ними
