Не к любви.
Вот только разве смогу я сказать “нет”? И если смогу, то как долго буду сопротивляться? Точнее, как долго волк мне это позволит?
Моя догадка о “добровольности” оказалась верна, но…
Только через минуту я понимаю, что просто сижу на кровати, совершенно голая, и сжимаю в руках сверток, так и не развернув его. Смущение и стыд отступают на второй план рядом с мыслями о том, что меня ждет в итоге.
— Нанна. — Поднимаю голову и вижу, что волк рассматривает меня со странным волнением во взгляде. Будто все мои мысли для него — открытая книга.
— Почему ты сказал, что Альгира просто так нельзя убить?
Волк забирает у меня сверток и разматывает его сам. Раскладывает на кровати плотные штаны, кофту из плотной ткани с длинным рукавом, больше похожую на какую-то гибкую броню, и свободный темно-серый свитер грубой вязки.
Замечаю пару комплектов белья и краснею еще сильнее, но мужчина остается совершенно невозмутимым, продолжая раскладывать все это добро на кровати.
Он опускается передо мной на колени и тянет за щиколотки к краю, отчего я сдавленно охаю и пытаюсь вырваться, но из капкана крепких пальцев вывернуться просто невозможно.
Он не сделает мне ничего плохого, правда?
Халлтор подхватывает трусики и одевает меня, как маленького ребенка, только командуя, когда встать, повернуться, поднять руки или ноги. Грубые пальцы словно вычерчивают на коже огненные метки и завитки, отчего я дрожу, как в лихорадке, но всем видом пытаюсь показать, что все нормально.
В глаза волка не смотрю, потому что он сразу все поймет.
— Что ты знаешь о королевстве Эронгара, Нанна?
— Когда-то в него входило семь великих островов, — отвечаю я. — Двести лет назад Эронгара перестала существовать. Сейчас его называют Кидонией.
— Что такого случилось, знаешь? — Халлтор делает вид, что ему на самом деле интересно, но я прекрасно вижу, что все это — игра и желание подразнить меня, не более того.
— Не знаю, — передразниваю волка и замолкаю, не собираясь отвечать на странные вопросы, которые, как мне кажется, не имеют никакого отношения к Альгиру. Это какая-то попытка меня запутать.
— У Эронгары было семь правителей, — Халлтор не обращает внимания на мое недовольство и жестом приказывает поднять руки, чтобы натянуть через голову плотную рубаху, которую я приняла за броню. — Каждый отвечал за свой великий остров, и вместе они управляли самой большой из существовавших империй. До определенного момента.
Волк затягивает на моей талии несколько тонких поясков и окидывает пристальным взглядом дело рук своих.
— Семь правителей были магами, и они всегда прекрасно относились к людям силы, к тем, кто способен творить чары. Их почитали, награждали и уповали на их могущество. “Магия” — это то, что сохраняет острова в том виде, в каком они есть сейчас. И все это тоже так работало до определенного момента.
Халлтор поднимается и указывает на стол у стены, где стоит поднос.
Я совсем забыла, что попросила принести горячий ужин, а купание совершенно меня отключило.
Мужчина упирается в край стола и скрещивает руки на груди.
— Семь правителей не знали, откуда взялась болезнь, начавшая косить магов направо и налево. — Синие глаза темнеют почти до черноты. — Их приходилось изолировать и запирать, отстраивать целые поселения для чародеев, пораженных недугом. Правителям приходилось выбирать между преданными им магами и обычными людьми, которые так же нуждались в защите, — что не могло не вызвать недовольство. И именно в одном из таких поселений родилась колдунья Арвана, которая спустя двадцать лет поднимет восстание против правителей Эронгары…
Халлтор прикрывает глаза и тяжело вздыхает.
— …и уничтожит нас, превратив в то, что есть сейчас.
Он откидывает голову назад, и мне кажется, что мужчина искренне жалеет, что вообще начал этот разговор.
— Я не буду погружать тебя во всю эту историю с подробностями, Нанна, — холодно бросает Халлтор. — Скажу только, что сын этой самой колдуньи сейчас сидит на троне Кидонии и его капитаны-регенты — далеко не простые люди. Альгир в том числе. Куда делась сама Арвана после своего триумфального проклятия меня и моих братьев — не могу знать. Она исчезла — и мрак с ней.
— Так ты хочешь снять проклятие не просто ради свободы? Хочешь отвоевать свою землю?
— Люди никогда не примут своих бывших правителей! — рявкает мужчина и стискивает зубы, будто мой вопрос причиняет ему физическую боль. — И маги никогда не примут — слишком сильна прошлая обида, слишком глубоки ее корни. Времена принцев Эронгары прошло.
— Значит, Альгир — бессмертное чудовище, жившее…еще в то время?
— Радует, что ты такая догадливая, — хмыкает волк и отворачивается. Кажется, что он вообще не хочет продолжать разговор. Будто раны прошлого еще не зажили, не затянулись и вовсю кровоточат, отравляя его душу. — Если ты желаешь спасти свою семью, то нужно достать оружие, способное хотя бы ранить капитана. Это нелегко. Это смертельно опасно. И я могу сказать, что твоя семья, скорее всего, уже мертва.
— Я не отступлю, пока не увижу все своими глазами!
Халлтор замирает. Он не оборачивается, не смотрит на меня и ничего не отвечает. Думает о чем-то своем?
Мне нужна его помощь.
Очень сильно нужна.
Я пообещала ему себя, если волк сделает то, что я прошу, — но достаточно ли этого? Что, если он передумает?
Поднимаюсь с кровати и осторожно подхожу к мужчине. Он такой высокий и настолько широк в плечах, что я могу с легкостью укрыться за его спиной. Литые мышцы перекатываются под плотной тканью рубашки, руки напряжены до предела.
Стоит только коснуться волка ладонями, как он весь каменеет. Хоть я и не могу обхватить его руками за грудь, но обнимаю так крепко, как только получается, и утыкаюсь носом в спину между лопатками.
— Мне нужна помощь.
Халлтор тяжело вздыхает.
— Я знаю. И это только все усложняет.
Глава 4
Волк заставляет меня поесть, хотя кусок в горло не лезет, и все, что хочется сделать, — двинуться в путь, не тратить время попусту и действовать; но Халлтор неумолим и пригрозил с места не сдвинуться, если я не проглочу все, до последней крошки.
Пока я занимаюсь едой, волк аккуратно заплетает мои волосы, и это кажется мне настолько странным и непривычным, что я невольно ежусь от каждого легкого прикосновения. Мужчина будто приучает меня к собственным рукам, к своему присутствию, к физическому контакту и сам получает от этого удовольствие.
Горизонт алеет, скоро должно взойти солнце — и Халлтор касается моего плеча и указывает на окно.
Я вопросительно изгибаю бровь и пытаюсь понять, почему нельзя просто выйти через дверь.
— Пусть люди думают, что мы еще здесь, — Халлтор распахивает тяжелые створки — и в комнату врывается ледяной ветер улицы, бросает в лицо пригоршню колких снежинок. Натягиваю подбитый мехом
