Что-то нависает сверху. Знакомое и темное, пугающее. Смыкает крепкие пальцы на моем горле и тянет вверх — неумолимо и жестко, до острой боли в затылке — будто собирается отделить голову от тела одним движением руки.
По щекам текут слезы, обжигая солью разбитые губы, а кто-то тихо хмыкает у самого уха, посылая по позвоночнику волны отвращения и дрожи.
— Я же просил, Нанна, — шепчет Альгир. — Я бы мог сохранить им жизнь, мог бы отпустить, но ты сама предпочла все испортить. И теперь их кровь, вся их боль будут на твоей совести, твои руки будут обагрены их страданиями по самые локти. Понимаешь? Посмотри, дорогая. Смотри внимательно.
Он поворачивается, крепко удерживая меня, прижимает спиной к своей груди и замирает, поглаживая пальцем мою щеку. Это какая-то странная, отвратительная ласка, и она совсем не похожа на прикосновения волка. От любого касания Халлтора кожа горит, а мерзкие поглаживания Альгира вызывают только озноб и холодный пот. Содрогаюсь от отвращения и дергаюсь, но острая боль меня отрезвляет.
В бок упирается тонкое лезвие кинжала. Еще одно движение — и сталь войдет под ребра.
Приоткрываю глаза, кричу, что есть сил, и сама насаживаюсь на клинок, но даже не чувствую боли.
Фолки лежит на песке, лицом вниз, а рядом с ним, раскинув руки, застыла Илва, устремив остекленевший взгляд в небо. На ее груди расплывается кровавое пятно.
В стороне стоит кто-то еще. У самого корабля я вижу высокого мужчину. Незнакомец поворачивается, откидывает назад густые смоляные волосы и смотрит на Альгира с каким-то затаенным ликованием. Половина его лица обезображена, но не ожогами или шрамами: туго натянутая кожа разошлась в стороны, обнажая костные наросты, изогнутые назад, и острые звериные зубы.
Будто под личиной обычного человека прячется самое настоящее чудовище. Стоит только незнакомцу склониться над лежащей на песке Мерай, я замечаю, что и его рука тоже обезображена. И это не рука даже, а когтистая лапа, способная снести голову одним точным ударом.
Наполовину человек, наполовину… что-то другое.
Безумие накатывает неожиданно, распирает меня изнутри горькой клокочущей яростью, и я изворачиваюсь в хватке капитана как змея, цепляюсь одеревеневшими пальцами за его руку и рву запястье в клочья, сгибаю ногу в колене и бью назад, изо всех сил, какие только остались.
Победно ухмыляюсь, услышав тихое “ох”, и падаю на землю, когда хватка на шее слабеет.
Срываю с пояса клинок и бросаюсь на врага, застывшего над беспомощной Мерай. В голове набатом колотится только одна мысль: выиграть время! Если я смогу отвлечь их, то Халлтор и Виго обязательно…
Клинок гудит, рассекая загустевший воздух.
И врезается в ладонь незнакомца, подставленную под удар.
Запястья моментально немеют, а лезвие, зажатое в кулаке чудовища, трескается, как стекло, и разлетается колючими осколками.
Один хлесткий тяжелый удар по лицу — и я отлетаю в сторону, как кукла и, проехавшись несколько ярдов по песку, замираю у ног Альгира, не в силах пошевелиться. Только упираюсь подбородком в землю и сцепляю зубы. Тело будто лишилось костей, и остались внутри только тянущая боль и горечь бессилия.
Подхватив девчонку на руки, незнакомец склоняется к ее безмятежному лицу и, ухмыльнувшись, проводит языком по влажной от пота и слез щеке. Мерай даже не открывает глаза, не сопротивляется и никак не реагирует. По бледному виску вниз стекает тонкая струйка крови.
В свободной руке мужчины вспыхивает багряным короткий широкий меч, похожий на язык какого-то древнего существа из полузабытых сказок. Незнакомец поднимает его и водит в воздухе, указывая на бок корабля. Древесина трещит и лопается под действием странной магии. На корпусе отчетливо проступает всего одно слово: “Ан-Салах”.
— Удачной охоты, Альгир, — довольно урчит он. Достает из-за пояса крохотную сферку, стискивает ее в кулаке и бросает назад, открывая разрыв в неизвестность.
Капитан не отвечает — только провожает мужчину взглядом.
— О да, — шепчет тихо, когда разрыв закрывается. — Эта охота точно будет удачной.
— Что-то не так, совсем не так, — я прижимаю руку к груди и захожусь тяжелым, надрывным кашлем, сплевываю под ноги густой темный комок. В голове мутится, мир плывет и вращается, как юла, а колени подгибаются от любого неосторожного движения; но я остервенело хватаюсь за любую опору, оставляю на стенах борозды от когтей. Волчья сущность беснуется под кожей, рвется вперед, к выходу, а я могу только снова и снова повторять, как заклинание:
— Нанна…
Виго рычит и перехватывает мою руку, когда я почти съезжаю по стене вниз и едва не встречаюсь лицом с каменным полом оружейной. Закинув руку себе на плечо, тигр почти тащит меня на себе и тихо ругается, а его ногти превращаются в когти, безжалостно впиваясь в мой бок.
Его зверь беснуется не хуже волка, но причина совсем не та же, что у меня. Это кипит нечеловечески сильная привязанность к дочери. Девочка — вся его жизнь, и тигр совсем не дурак: если что-то происходит с Нанной, то что-то непременно может произойти и с Мерай.
Когда мы выходим из оружейной, я уже знаю, что впереди нас ждут только отголоски трагедии.
Все уже случилось…
Я мчусь вперед, едва разбирая дорогу, а сердце колотится в груди, как сумасшедшее, подскакивает к горлу и замирает под самым подбородком, готовое рухнуть вниз, разбиться на тысячу раскаленных осколков. Дыхание вырывается изо рта сдавленными всхлипами и хрипами, пощипывает язык, и от частых-частых вдохов-выдохов пересыхает в глотке.
— Нанна! — ору во все горло, но ответом мне служит только потрескивание остатков магического барьера и шелест песка под ногами. — Нанна!!
Тихо. И никто больше не откликается.
Будто и нет тут никого.
Виго ни словом, ни жестом не выдает охватившей его ярости и горя. Он замирает, как хищник в засаде, ровно до того момента, как мы подходим ближе и видим лежащий на боку корабль. Обходим его по дуге, и Виго бросается вперед, падает на колени у тела Фолки и наклоняется, чтобы приложить ухо к груди мага.
— Живой, — бормочет брат, будто в трансе, и осматривает Илву.
Ее рана выглядит паршиво. Совсем паршиво.
Осколок купола прошел навылет через грудь и зарылся в песок.
Она закрыла его. Закрыла собственным телом, чтобы спасти от смерти. На боку Фолки куртка прорезана насквозь, но его самого только задело, пусть и глубоко, а она… столько крови…
— Я осмотрю корабль — может, его еще можно поднять! — жестко чеканит Виго.
Я очень в этом сомневаюсь, но вставить хоть слово даже не пытаюсь — вижу, что брат может взорваться в любой момент и начать крушить все, что под руку подвернется. Он еще надеется, что Мерай успела спрятаться, что
