шансов все меньше. Даже если каким-то чудом удастся разбудить матушку и отца, сбежать — то что дальше? Вечное скитание по островам? Прятки? Бегство от могущественного врага, которому нет и не будет конца? Этот враг способен натравить на одну несчастную семью все свои темные силы, всех капитанов-регентов.

Весь мир.

Но как я могу принять подобное решение?

Это нечестно! Я не хочу…

— Он убьет меня, да?

Зачем я спрашиваю? Знаю же, что убьет.

— И твоего суженого тоже. — Я могу не смотреть на Имрана, чтобы знать — мужчина хмурится, а на лбу появляется упрямая складка. — Это его одержимость, его больная фантазия.

— Почему он убил всех этих женщин? — я беру с полочки брусок мыла и тщательно натираю кожу. Приятный запах ромашки щекочет ноздри.

— Он так кормится, — без запинки отвечает Имран. — У каждого капитана-регента своя пища, и для Альгира нет ничего слаще, чем страх его жертвы, — низкий, полный горечи голос управляющего на мгновение затихает, а потом вновь бежит по коже холодными мурашками: — Когда он вскрывал своих жертв — они все еще были живы.

— Ты ведь тоже умрешь, если Альгир…

Тихий смешок Имрана кажется мне самым мрачным из всего, что я услышала. Это смех человека, который не просто живет с чувством обреченности, это смех того, кто смирился со своей судьбой. Горький, как полынный отвар, беспощадный, безнадежный.

— Я уже мертв, милая. Я умер в тот день, когда моей дочери не стало.

— Альгир…

— Нет, господин не имеет к этому отношения, — еще один тяжелый вздох — и скрип. Имран поднимается и подходит ближе к окну, кладет широкую ладонь на исписанную морозными узорами стекло. — Время, милая, время убивает людей. Мы не в силах противостоять этому врагу. Он невидим и отнимает у нас всегда самое дорогое, — Имран ведет рукой вниз, оставляя на стекле влажный след. — Я живу слишком долго, я связан с господином слишком глубокими узами и не могу изменить это. И ты… ты так сильно на нее похожа, что я не мог допустить…

Он поворачивается, подхватывает широкий отрез грубой ткани и разворачивает его передо мной.

— Я найду выход, Имран, — я смотрю на него и хочу, чтобы в моем голосе звучала вся возможная уверенность, даже если я ее совсем не чувствую. — Вот посмотришь.

Мужчина слабо улыбается, оборачивает меня в ткань и отходит назад, позволяя мне самой высушить тело и волосы.

— Очень на это надеюсь, Нанна.

***

Имран помогает мне облачиться в специально подготовленное платье — воздушное, белоснежное, слишком откровенное и открытое, вызывающее у меня только раздражение и страх. Мягкое кружево обнимает плечи, уходит вниз острым клином, едва-едва прикрывая грудь. Юбка такая легкая, почти невесомая, что не скрывает тело.

Мужчина мягко водит жесткой щеткой по моим волосам, хоть от густой косы и остались одни только воспоминания. Имран будто пытается успокоить меня, пусть даже таким странным способом: как может мать успокаивать ребенка, расчесывая ему волосы перед сном.

Матушка…

Что мне делать? Как поступить?

Слишком тяжело, я совершенно растеряна и разбита, не знаю, что предпринять и как все исправить. Куда бы я не ткнулась — везде тупики и нет никакого выхода.

Если даже я отдам свою жизнь Альгиру, он никогда не отпустит моих родителей. Если волк успеет и найдет меня, если доберется и Альгир падет — это убьет мою семью. Нет ни одного плана, где я смогу спасти всех.

Я хочу спасти всех…

— Ты должна держаться, Нанна.

Имран аккуратно застегивает все пуговки у меня на спине и сжимает мои плечи всего на несколько мгновений, будто хочет поделиться силой.

— У меня есть для тебя подарок.

Мужчина достает из кармашка на груди тонкую длинную цепочку и раскрывает ее перед моими глазами, чтобы я рассмотрела украшение со всех сторон. Аккуратный камень в форме полумесяца — совершенно гладкий, отполированный, похожий на кусочек льда, обточенный волнами северного моря. Внутри полумесяца плещется алый закат и морская лазурь, переполненная звездами и всполохами.

— Это медальон моей дочери. Ее талисман удачи, — Имран быстро и аккуратно защелкивает замочек цепочки на моей шее, и я чувствую, как поверхность украшения холодит кожу. — Она отдала его мне, когда… ушла в чертоги Галакто. Чтобы я помнил о ней, хотя даже проживи я тысячу лет — не забыл бы никогда.

Он отходит назад, окидывает меня быстрым взглядом, будто хочет запомнить каждую деталь и, коротко поклонившись, открывает дверь.

— Прости, что я не могу помочь тебе снова. Теперь Альгир знает каждый мой шаг, нам не сбежать.

Я сжимаю его руку, пытаюсь передать хотя бы каплю своего тепла.

— Я бы не смогла. Моя семья здесь.

Имран кивает.

— Ты готова?

— Нет.

Короткая, едва заметная улыбка поджигает зелень в его глазах, а я, оперевшись на протянутую руку, шагаю вперед.

Навстречу неизвестности.

— Дорогая невеста. — Имран кашляет, касается ладонью горла и отходит в сторону, как только Альгир встречает меня у подножья лестницы. В зеленых глазах управляющего плещутся боль и отчаяние, мужчина с трудом хватает воздух побелевшими губами и опирается рукой на массивные перила.

Я чувствую, как крепкие холодные пальцы до боли стискивают мою ладонь, а во взгляде капитана — зимняя стужа, пусть даже его губы растянуты в приветливой, но совершенно неживой улыбке.

Я не отвожу взгляд, не пытаюсь вырвать руку или сопротивляться. Он не получит от меня ничего, кроме презрения, ни капли страха, ничего, что может подпитать его жизненную силу. Я понимаю, что, скорее всего, Альгир просто вырвет из меня нужные эмоции, но сейчас я могу позволить себе хотя бы мгновение уверенности.

— Нанна, вы так быстро покинули мой замок в прошлый раз! Даже записки не оставили, — Альгир обхватывает меня за талию и медленно идет в сторону крепкой, обитой железом двери, надежно скрытой тенями и темными разводами глубоко под лестницей.

Вот поворот, ведущий на кухню. Я могу поклясться, что чувствую аромат того самого чая, что так по-домашнему плещется в чашках и дарит уют и надежду на что-то лучшее и большее.

Кажется, что прошла сотня лет, а не несколько дней.

Темнота катится под нашими ногами и облепляет дверь сверху донизу, сверлит меня желтыми глазами и скалит пасти.

Щелк!

У плеча клацают клыки, едва не касаясь белоснежного кружева, а я крупно вздрагиваю, дергаюсь в сторону; но Альгир столь сильно сжимает мой бок, что боль простреливает до самого позвоночника и по телу разливается нестерпимый холод, готовый в любой момент прошить мое сердце навылет.

— Не нервничай, дорогая, — Альгир наклоняется так близко, что я чувствую горьковато-сладкий запах ландышей. — Они не тронут тебя, если я не прикажу, — холодная рука медленно скользит по моей спине к шее, сжимает затылок с такой силой, что вот-вот должны треснуть кости, — и надеюсь, ты не дашь мне повод приказать им.

Дверь скрипит и неспешно отворяется, а мне

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату