— Тебе больно? — попыталась приподнять голову Морганит. Пресек, одним движением обратно вернув на тяжело вздымающуюся грудь. Зарылся в разметавшиеся по нему длинные волосы, жадно пропуская их сквозь пальцы. Наслаждался скольжением, запоминая эту минуту. Отпечатывая в памяти. Не догадывается, к чему приведет ночь.
— Не переводи тему, — бросал некий вызов он. — Столько всего намеревалась рассказать, а сейчас молчишь. В чем я был прав? Нет, я не дам тебе заснуть. Ты переигрываешь и…
— Я люблю тебя, Ральф! — не дала ему договорить Морганит. В спальне, погруженной в темноту, повисла тишина. Не нарушаемая и перехватившим дыханием. Признание — козырь, который теперь у него. Воспользоваться и уничтожить ее. Поломать. В ушах звенел ее голос. Признание, которое превратило его в одержимого наркомана. Ожидающего дозу, растягивая минуты в бесконечность. Зная, что получит ее, все равно не в силах был дождаться. И вот она призналась. Без сил. Давления. Вновь сделала свой выбор. Пора завершить игру с ней. Не мог произнести ничего. Довести план до конца.
— Ты уже понял? — продолжала Морганит. — Я поняла только сегодня, едва не потеряв тебя.
— Мне нужно принять таблетку, — вдруг хрипло выдал Ральф, призывая ее выпустить его из объятия. К удивлению, она послушно отстранилась от него, давая возможность спустить ноги на пол. Впервые жалел, что поставил табу на алкоголь. Запрет. Напиться до помутнения рассудка. До одури, лишь бы забыть об этом признании. До завтра отключиться.
— Зачем ты так? — растерянно начала Морганит. — С самого первого дня ты ждал, что я полюблю тебя. Когда это случилось, ты уходишь? Ты ничем не ответишь мне?
— А я должен верить тебе? — легкие пульсировали от скопившегося воздуха. Не было сил выдохнуть. Останется победителем без души. Ведь с ней погибнет самая живая часть него.
— Не верь мне, но верь моим чувствам, — уверенно отчеканила Морганит. Он тоже может проиграть ей, если допустит слабости лишить его контроля. Почти увенчалось успехом — он никак не разбивал ее мечты. Не топтал предложенную любовь. В грязь. Не унижал.
— Ты играешь не по правилам, — рывком вскочил. Услышал, как сзади раздались шаги. Поравнялась с ним. Наощупь или по привычке — встала напротив. Скрипнул зубами, всматриваясь в освещенные просачивающимся лунным светом черты лица жены. В тонкой черной кружевной ночной сливалась с окружающей тьмой. С нескрываемым сожалением разглядывал хрупкую фигурку. С раздирающей изнутри виной. За то, что принесет ей. Хорошо, что она не видит его. Незачем ей запоминать взгляд раненого охотника, сраженного своим же оружием. Будет впитывать ее такой. Любящей и не преданный.
Видел, что с каждым разом злость в ней росла. Замечал, как место милой и невинной девушки занимал иной образ. Копия его самого. Только зеленые глаза не менялись. Пустые. Без проблеска эмоций, но на мгновенье показалось, что они почернели. Приобрели другой оттенок. Темная зелень.
— Любая игра хороша до тех пор, пока не коснется чувств, — уловил тайный подтекст. Ты близишься к проигрышу, Ральф Саймон Вуд. Против нее ты не пойдешь. Не сломишь.
Он издал короткий смешок и резко прижал ее спиной к стене. Подушечками пальцев провел по розовым губам. Заглядывал в зрачки в поисках отражения себя. Как в зеркало.
— Конец этой игры причинит тебе боль, — погладил ее щеку. Обхватил рукой тонкую талию, обтянутую кружевной тканью, неожиданно крепко обнимая. Впечатывая в тело, наплевав и на ранение, и на ноющее плечо. — Она глубоко ранит тебя и оставит шрам, но ничто не разобьется так, как твое сердце.
— Мое сердце может разбить только в одном случае, — не уступала ему Морганит, так же неистово прильнув к нему. Вдавливал хрупкую жену так, словно она проникла бы в него. Никогда еще не обнимал, осознанно расставаясь с контролем. — У всех есть тьма. У одних она запрятана в душе — ее легко скрыть. У других — нет шанса убежать от нее. Приходится принять. Мое сердце не выдержит только, если…
— Если — что?
— Если ты уйдешь и не вернешься, — закончила Морганит, дрогнув на последнем предложении. Терпи, Ральф, терпи. Ты сам это разрешил. Дал слабинку. Оттягивай момент, когда или проигрыш, или победа поставят отнимут ее.
— Ты совсем не боишься меня? — разъединяя руки, Ральф прижался горячим влажным лбом к ее лобику. Контраст двух противоположностей. Как они.
— Я не боюсь тебя, но боюсь за тебя.
— А я боюсь себя, — сумел все же втянуть воздух в ноздри Ральф. — Потому что руки, которые обнимают тебя, забыли, что такое нежность, забота и тепло. Забыли, что держат живое существо. Со мной очень непросто, бабочка. Я ненавижу ложь от других, но сам…
— Это еще я много говорю ночью? — как легко она сменяла напряженность и трагичность на непринужденность. Как легко переплела их пальцы и повела к кровати, а он, зачарованно следя за ней, повиновался. Чего бы ни попросила она в эту проклятую минуту, он исполнил бы. Ее любовь. Ее вера. Ее невесомость. Они превращали девушку в бабочку. Которая доверчиво прилетела к нему. Села на его раскрытую ладонь, и остальное зависит от него. Сжать кулак, ломая крылышки. Сохранить ее в целости. Не отпуская
Глава двадцать первая
Три дня спустя после их ночного откровения Морганит впервые чувствовала себя абсолютно счастливой. Без преувеличений. Раскрывая ему сердце, отдаваясь полностью и душой, не получила от него зря ожидаемых ударов. Слишком настороженная была, и из — за этого потеряла столько времени, глупо пытаясь в чем — то обогнать. Переиграть мужа. Не сразу поверила, что он все — таки снизошел до разговора с ней. Поделиться не только страстью, но и теплом души. Запоздало осознала — его единственная маска, под которой тщательно прятал эмоции, страх быть преданным. Страх не получить любовь взамен. Полюбить, просто доверившись. Прося от нее веры, опасался дать то же самое. Да, ей предстоит еще узнать много о нем. Что сделало его таким. Какое детство пережил. Наверняка, сложное, раз вынужден был зарабатывать на кусок хлеба песнями в ресторане. Родителей нет. Выросший в детском доме. Выживающий в мире, от которого она была ограждена любящим отцом. Разница между ними. Ее оберегали, а он пытался найти место в одинокой жизни. Сложно. Ничего нет и зазорного, что стремился получить работу в компании ее отца. Горячо любимый. Сначала она полюбила его голос. Приказной и властный тон, которому хотелось и подчиниться, и переспорить. Потом его прикосновения вместе с обжигающим порочным желание заставили сдаться в плен ее тело. А несколько дней назад влюбилась в него самого. В его слова. В его обнаженные страхи. Только оказавшись под угрозой безвозвратно потерять мужчину — пришло осознание безграничной любви. Глубокой
