бумаги. Анцифер встал рядом, закатывая рукава, и меня нисколько не удивило, что он явно собрался драться. Фармазон занял оборону слева, разминая кисти рук и делая короткие, разогревающие движения каких-то восточных боевых стилей. Только моя Наташа так и застыла столбом, вздыбив шерсть, обнажив клыки и недобро поблескивая глазами. Теперь уже мы жаждали драки!
– Кто ты, человек? – хрипло спросил Сыч, остановившийся в нескольких шагах. – И откуда знаешь мое имя?
– Я – поэт. Сергей Гнедин. Запомни на будущее, чтоб было что вспомнить на том свете.
– Ты перешел нам дорогу.
– Так было всегда, оборотень, разве ты не помнишь?
– Откуда я могу знать тебя? Мы убили многих, но борьба не закончена. Волчий Пастырь всегда поставляет нам свежее мясо. Сегодня он послал тебя и… ребенка. Лакомый кусочек. Это будет только мое блюдо.
– Ты – кровавый маньяк! Сумасшедший мясник! А ну вспоминай, вспоминай меня… Кто отнял у тебя Наташу? Кто расстроил казнь в монастыре, кто спас Фрейю, кто помог крысюкам, кто выручил медведей? Кто всегда вставал наперекор твоим планам? Вспомни меня!
Под яростным напором моего голоса оборотень отступил. Прочие волкодлаки не знали, как себя вести, поэтому тоже попятились назад. Я передал ребенка под Наташину защиту, подобрал занесенный песком обломок металлической трубы и поднял его над головой. Сыч бешено заревел, оборотни поддержали его пристыженным ревом, а потом все смешалось… Это была грязная уличная драка, без правил, без совести, без чести. Меня свалили, изорвали пиджак, местами покусали, но не настолько, чтобы до смерти. Я бил их трубой по головам, без всяких фехтовальных изысков. Вряд ли кого убил, но шишек наставил – это точно. Наташу видел краем глаза: кажется, она спокойненько рассказывала ребенку сказку. Случайные оборотни, бросавшиеся к ней, отлетали как от стены, видимо наталкиваясь на какую-то прозрачную сферу. Что ж, она ведьма, а значит, вполне сумеет о себе позаботиться… В пылу драки, когда все толкаются, падают и мешают друг другу, трудно обстоятельно запомнить, что как было. Обычно описания сражений лепятся из показаний нескольких очевидцев, один я мало чего скажу… Анцифера почти не видел, он был где-то за моей спиной и, судя по тому, что сзади меня ни разу не укусили, дрался очень успешно. Вот Фармазона помню отчетливо. Геройский черт с переливчатым воплем бросился в самую гущу оборотней и, сцепившись с врагами в плотный клубок, четверо на одного, катался в пыли. Были слышны только жуткий вой да базарная ругань, и клочья шерсти красиво летели по ветру. Мне достался старый Сыч, он уже успел дважды получить трубой по голове, но рвался уравнять очки. Ему удалось повалить меня наземь, но в общей толчее я кое-как отпихался ногами. Потом откуда-то сверху пролился яркий сияющий свет, и я ощутил себя лежащим высоко-высоко, на огромной ладони белого ангела.
– Сереженька, прочтите что-нибудь… у нас нет иного выхода. В другое время я бы не рискнул толкать вас на дорогу колдовства, а сейчас сам прошу. Читайте…
Горячие рифмы ударили мне в висок, я выпрямился, кривясь от боли в укушенной ноге, но старался произносить каждое слово ясно и отчетливо:
Уже на последней строфе я почувствовал непонятный зуд во всем теле, мягкую, ломающую истому и с ужасом понял, что сам покрываюсь шерстью!
– М-да-с… Не уверен, что это ваше лучшее стихотворение, – сдержанно откашлялся Анцифер. – Ну а что же вы теперь собираетесь делать?
– Драться! – храбро гавкнул я.
– В таком виде? – Ангел извлек ниоткуда большое модельное зеркало. Я… не слишком удивился увиденному. Ну разве только исчезнувшей одежде. Потянулся, почесал задней лапой за ухом, повертел хвостом, зевнул, исподволь проверяя качество клыков. Не могу сказать ничего плохого – отличный пес получился! Краса и гордость Сен-Бернарского монастыря. Ангел кротко вздохнул, размахнулся как боулинговым шаром, целя мной в кучу разбушевавшихся волкодлаков. Четверо с переменным успехом гвоздили Фармазона. Трое, включая Сыча, возились у непонятной «стены», воздвигнутой моей женой – ведьмой. Наташа не принимала активного участия в драке, она и наша девочка сидели рядышком, болтая, как закадычные подружки. Ребенка совершенно не волновало, что с ней разговаривает страшная волчица, а в двух шагах исходят слюной злобные монстры. Чем она ее так пленила? Завоевать такое безграничное доверие ребенка ох как не просто… В этот момент Анцифер совершил бросок! Все смешалось… Я кубарем врезался в старого Сыча, сметя всех, кто попадался по дороге. Когда он поднялся на ноги, то едва не бухнулся вновь от удивления. Перед ним стоял… я! Не беспомощный интеллигентный мужчина в костюмчике, с бесполезной железякой в руках. Нет! Здоровый четырехлетний сенбернар, с мощным костяком, метр двадцать в холке, с тяжелыми лапами, упрямым лбом и внушительными зубами. Такой же оборотень, только собака, а не волк. Древнейшая вражда, вечное соперничество, родовая месть – все это выплеснулось откуда-то из генных глубин памяти и вспыхнуло яростным огнем вековой ненависти. Мы происходили из одного корня, одной крови, но когда-то, безумно давно, собаки стали помогать людям, и волки до сих пор не могут простить им этого «предательства». Сыч прыгнул на меня с места, без разбега, грозя вцепиться в горло… Будь я по-прежнему человеком – на этом все и закончилось бы. Мое собачье тело реагировало иначе, быстрее, жестче, интуитивнее… В последнюю секунду я подставил плечо, развернулся и, перебросив через себя волка, прижал его к земле обеими лапами. Ей-богу – я бы его загрыз! Но в этот момент на меня бросились те двое, которых я раскидал раньше… Теперь борьба приняла иной оборот. У меня не было страха. Наверное, сенбернары настолько флегматичные, что им плевать, сколько врагов у них на пути. Я дрался со всеми, я был тяжелее и сильнее их, на моей стороне стояли приемы тысяч поколений псов, отважно вступающих в схватку с волком. Вой, рев, рык, кровь, клочья шерсти, совершеннейшая неразбериха схватки и… неожиданное ощущение пустоты вокруг. Оборотни бежали! Кто-то быстрее, кто-то едва волоча ноги, но они уходили все. Последним хромал старый Сыч.
– Мы еще встретимся… Ты слышишь?! Я запомнил тебя, поэт!
Еще толком не отдышавшись, я бодро потрусил к Наташе. Все тело горело недавним боевым азартом, я ощущал себя просто великолепно и, если бы было надо, мог драться еще сколько угодно… Бамс! От неожиданного удара лбом я даже присел на хвост. Между мной и Наташей ничего не было. Она тоже изобразила удивление, быстро пробормотала нужное заклинание, и прозрачная стена растворилась, будто ее не существовало.
– Извини, любимый, я забыла… Надеюсь, ты не очень ушибся?
– Шишка будет, – мрачно пообещал я.
– Бедняжка, какой же ты у меня нежный… Иди сюда, я тебя поцелую в лобик, и все пройдет. – Наташа быстро лизнула мой лоб и ласково потерлась щекой о пушистое плечо. – Фрейя, поцелуй папу, он так храбро сражался за нас, что заслуживает награды.
– Кто? – не понял я. – Как ты ее назвала?
– Фрейя, – объяснила девочка, пытаясь обхватить ручонками мою могучую шею. – Мама Наташа сказала, что так меня зовут. В честь твоей далекой подружки.
Возразить было нечего. Моя жена еще не могла знать Фрейю, но в этом мире мне уже надоело всему удивляться. Просто я чувствовал, что все больше и больше привязываюсь к этому ребенку. Хотя так легко играть столь высокими понятиями, как папа и мама, не в моих правилах. Да и Наташа могла бы быть чуть посерьезнее. Кто мы этой девочке? Случайные люди, отважные спасители, непонятные звери или приемные
