— Или прекращаешь паясничать — или изгоню, — без намека на шутливость произнес в ответ.
— Или прекращаешь командовать — или не отвечу на зов.
— Вот бы ты Легату так перечила, когда он приказывал потрошить людей.
Меня часто роняли хуками, джебами, апперкотами, один раз опрокинули с вертухи, но впервые в жизни отправили в нокдаун пощечиной. Вот сидел, а вот уже лежу — в голове звенит Царь-колокол, а к щеке будто приложили включенный утюг. Буран пощелкал пальцами перед глазами — вернее, два Бурана, потому что двоилось как после сильнейшего опьянения — и помог встать.
— На, — зачерпнул горсть снега. — Поможет.
— Где Хира? — процедил, морщась от дикой боли в челюсти.
— Ушла. Но мы ее легко отыщем.
От нашего укрытия вглубь долины протянулась цепочка следов — копыта раскалились до такой степени, что протапливали вечную мерзлоту. Незамедлительно рванул по отметинам, готовясь к худшему, ведь не так давно мы поссорились по куда менее веской причине, а все едва не кончилось войной. Из памяти тут же всплыли предсказанные картины Апокалипсиса — вторжение, лопнувший фиал, разные стороны баррикад. Зажмурился, глубоко вдохнул и осмотрел запястье — амулет остался цел, ни трещинки, ни царапинки, но если не исправить ситуацию в кратчайшие сроки, последствия грядут такие, что никакой оракул не предвидит. И когда уже научусь держать язык за зубами и не давать волю чувствам? Да, вывела, да спровоцировала, но умнее надо быть, когда на кону судьба целого мира и нескольких тысяч игроков.
— Гляжу, — мечнику пришлось перейти на бег, чтобы поравняться со мной, — милые бранятся — уже не тешатся?
Промолчал, предпочтя не вдаваться в подробности.
— И часто у вас такое? Я про то, что...
— Понял, про что. Нет, не сорвется и не присягнет Тьме по собственной воле. И потрошить своих не станет.
Буран явно хотел задать самый очевидный вопрос — «уверен?», но тактично промолчал. Вот с кого стоит брать пример.
Вблизи железная дорога оказалась куда больше — рельсы толщиной и шириной напоминали бетонные отбойники, пришлось перелезать, как через забор. В ста шагах от железки снежная пелена сгустилась до почти полной непроглядности. Если бы не свежие следы — заплутали бы как пить дать. Не знаю точно, сколь широко кольцо пелены — не до подсчетов было, но сразу за ним начиналось такое, что изрытое кратерами поле показалось шалостью малолетних вандалов.
Земля вокруг вспученного, похожего на прыщ холма вдали выглядела, как после ковровой бомбардировки, поверх которой прошло цунами, потом тряхнуло баллов на семь по Рихтеру и всю эту красоту снова отбомбили, но уже не снарядами, а самыми настоящими метеоритами. Места самых яростных сражений обеих Мировых войн — ничто по сравнению со стычками нескольких сотен игроков. Даже думать боюсь, что ждет на более высокоранговых локациях.
Приземистый вулкан с бороздами и наплывами застывшей лавы на склонах венчало строение, оценить размер которого не взялся бы и за сундук золота. Упомяну лишь, что самую высокую — центральную — дымовую трубу окружали черные от сажи облака. Железная крепость походила на две усеченные пирамиды по восемь ребер, сложенные из громадных базальтовых блоков. Нижнюю — фундамент — перевернули основанием вверх, на него водрузили основной корпус, втрое больший.
На каждой грани мерцали огнем горизонтальные бойницы, где легко уместились бы пушечные батареи в десятки, если не сотни стволов. Выше амбразур торчали трубы поменьше — тоже в форме пирамид, изо всех валили черные клубы, накрывая изуродованную равнину вечной тенью. Зловонный ветер доносил монотонный перезвон, будто внутри укрепления пиликала музыкальная шкатулка. Примерно раз в минуту звон заглушался низким пронзающим насквозь гулом кузнечного молота такого размера, что при каждом ударе ощутимо дрожала мерзлая почва.
— Охренеть... — единственное, что сумел из себя выдавить при созерцании открывшейся картины, ужасающей и прекрасной одновременно. — Что там куют?
— Оружие и броню для рядовых легионеров. — Мы вздрогнули от неожиданности и обернулись — возникшая из ниоткуда демоница хмуро смотрела на мегалит, скрестив руки на груди. — Чем дольше враг владеет крепостью, чем больше рудников захватит, тем сильнее его юниты.
— Мы полгода держали эту дуру, — с досадой сказал Буран. — Но незадолго до вашего прихода назад темные как с цепи сорвались. Угробили треть своих, но выбили нас почти со всех точек и варганят что-то день и ночь.
Внутри все похолодело — примерно в это же время подруге открылось видение. Просто совпадение, или же Владыка взаправду готовит вторжение, каких Иринор не видывал прежде? Но это потерпит, все равно в крепость пока не пробраться. Зато стоит исправить то, до чего можно дотянуться прямо сейчас.
— Хира, — сглотнул, набираясь храбрости. Нет, я не боялся извиниться за очевидный косяк, но боялся услышать, что мои извинения уже никого не волнуют. — Прости, пожалуйста. Ляпнул сгоряча.
— Нет, — девушка выдержала короткую паузу, но за прошедшую секунду я оледенел ничуть не хуже почвы под ногами. — Это ты прости за пощечину. Врезала сгоряча, а обижаться на правду — дурость.
Стоп. Что? Я продумал немало ответов и даже прикинул, как самому ответить на каждый, но вот такой вариант даже не предполагал. Сперва показалось, что надо мной тонко стебутся, но тут демоница повернула бледное, одеревеневшее лицо, по которому текли самые настоящие слезы.
— Ты прав... — губы дрогнули, голос сорвался на выдохе, — если бы я сопротивлялась сильнее... Если бы терпела больше боли... Если бы не боялась чаще идти наперекор, то избавилась бы от рыжего ублюдка гораздо раньше. И на моих когтях осталось бы ... — прислужница всхлипнула и утерла нос, — гораздо меньше крови. Я будто сидела связанная на бешеной лошади, которая неслась не глядя и топтала всех подряд. Я все понимала. Все осознавала. Но не могла сопротивляться. Эти люди... я помню каждого. И что с ними сделала. Во всех подробностях. Я бы очень хотела их забыть, Артур. Но не получается, как ни стараюсь. Спрашивал, как погиб Егор? Я...
— Хватит!
Шагнул к подруге и прижал к груди. Хира обняла в ответ — так и стояли на фоне чадящей громадины, и все извинения в мире не смогли бы выразить и толики обуявшего душу раскаяния. Я призывал не обвинять нож, а сам именно это и
