– И что? – не удержался Спешнев.
– Полковой командир велел князю подать в отставку, дабы не позорил кавалергардов. Да и кто б из офицеров ему руку подал, после того как женщина по щекам отхлестала? Только с подлеца как с гуся вода. Сыграл свадьбу и уехал в имение жены. С пятью тысячами душ отчего не жить?
Графиня умолкла, тяжело дыша. М-да, история… Но кто ж знал?
– Знаете, ваше сиятельство, – не сдержался я. – Хоть это все печально, но не бывает худа без добра. Даже хорошо, что так вышло.
– Это почему? – уставилась на меня графиня.
– Князь – подлец и негодяй, ведь так?
Она кивнула.
– Куда хуже было, если бы Аграфена Юрьевна узнала о том после замужества. Промотал бы негодяй ее состояние, а то и худшую подлость учинил.
– Хм! – графиня посмотрела на меня с любопытством. – Я о таком не думала.
– Об Аграфене Юрьевне не беспокойтесь, она свое счастье найдет. Юна, красива, хорошо воспитана.
– А ты почем ведаешь? – сощурилась графиня. – Что воспитана? Ты же ее не знаешь совсем.
– Чтоб у такой матери да плохая дочь?
– Льстец! – она погрозила мне пальцем. – Хотя прав: Груша у меня – ангел. Умна, послушна, образована. Да вот только подлец сумел славу худую о ней пустить, – она вновь вздохнула. – Зол был, что карьеру ему сломали. Многие наветам поверили.
– Только дураки верят сплетням. Зачем вам зять дурак?
– Сладко поешь! – покачала она головой. – Вот ты, скажем. Представь, что не мещанин, а природный князь, и не нищий, как сейчас, а с состоянием. Стал бы связываться с девицей, о которой ходят дурные слухи? А?
– Почему бы и нет? Я верю своим глазам, а они говорят, что сплетни – ложь. Семен Павлович со мной согласится.
Спешнев кивнул, подтверждая. Молодец!
– Больше скажу: к таким барышням, как Аграфена Юрьевна, грязь не пристает. Это о них поэт сказал: «Чистейшей прелести чистейший образец».
В стороне раздалось легкое восклицание. Я повернул голову. У двери, сжимая в руках платочек, стояла графинюшка. Не слышал, как вошла.
– Воротилась? – улыбнулась графиня. – Садись, Груша, послушай, как тебя наш гость тебя хвалит. Глядишь, свататься начнет.
– Не начну, – возразил я. – Знаю свое место. Но при других обстоятельствах, почему бы и нет?
– Сколько тебе лет, Платон Сергеевич? – спросила графиня.
– Тридцать один.
– Гляди-ка ты? – удивилась она. – Я думала двадцать пять.
И эта тоже…
– Женат?
– Нет и не был.
– Отчего?
– Кто пойдет за нищего, как вы изволили заметить?
– Кто-то может и пошел бы, – не согласилась графиня.
– Но не та, кого бы я хотел.
– А ты, значит, высоко метишь?
– Почему бы и нет? У меня есть ум и талант, как верно заметил Семен Павлович. – В мирное время с ними пробиться трудно, но сейчас война. На ней многое видится по-иному. Тот, кто блистал на балах, оказывается трусом или дураком, а неприметный прежде человек – героем. Вот вашего супруга взять. Он ведь не родился графом?
– Умен, – сказала графиня. – И говоришь дельно. Ладно. Спой чего-нибудь еще. У тебя славно выходит.
Чтоб вам спеть, нервные вы мои? Дабы никого не обидеть?
– Русским офицерам, павшим под Прейсиш-Эйлау[47] посвящается.
Я пробежался пальцами по струнам. Вообще-то Цветаева посвятила эти стихи героям 1812 года, но их черед умирать на снегу еще не пришел.
Вы, чьи широкие шинелиНапоминали паруса,Чьи шпоры весело звенелиИ голоса…Замечаю, как стали большими глаза у графинюшки. Да и Спешнев как-то подобрался. Пою, беспощадно выбрасывая из текста четверостишия с женским началом: все эти «ах», «о, как», и не так слезливо, как артистка в фильме[48]. Жестко, как положено мужчине.
Три сотни побеждало – трое!Лишь мертвый не вставал с земли.Вы были дети и герои,Вы все могли.Вы побеждали и любилиЛюбовь и сабли острие –И весело переходилиВ небытие…По лица слушателей я видел, что песня им нравится. Еще бы! Она и в моем времени популярна, а здесь, где память о той бойне еще свежа… Всего-то пять лет прошло. Но мне не удалось насладиться аплодисментами и благодарностью аудитории – поистине этот день выдался несчастным. Едва смолкли последние аккорды, как за дверью раздался шум, и в столовую ввалился заросший бородой мужик в колпаке и с какой-то древней фузеей в руке. От неожиданности я даже перехватил гитару за гриф, собираясь швырнуть ее в террориста, который явился с недобрыми намерениями. Но меня опередила графиня.
– В чем дело, Егор? – рявкнула, вставая. – Почему врываешься, да еще с фузеей?
– Беда, матушка! – выдохнул нежданный гость и сорвал колпак с головы. – Поляки! За лесом стоят, на зорьке усадьбу на приступ брать будут.
Приплыли…
Глава 6
Надо отдать должное графине – самообладания она не утратила.
– Подойди ближе, – велела Егору. – Только фузею свою отставь – нечего людей пугать.
Мужик прислонил самопал к стене и приблизился.
– Говори! – велела графиня.
– Вечор Авдотья ко мне подошла, кухарка, – начал Егор. – Сын ее, Микитка пропал. Послала его грибов набрать, а отрока все нет. Поищи, говорит, может заплутал. Взял фузею – я без нее в лес не хожу, и пошел. Микитку быстро нашел – под кустом лежал, ветками закиданный. Мертвый. Зарезали его.
Графинюшка ахнула и закрыла лицо руками.
– Продолжай! – приказала графиня, окаменев лицом.
– Я мальца потрогал – теплый еще. Значится, недалеко злыдни ушли. Осмотрелся по сторонам, нашел следы. Двое их было, конных. Пошел по следу. Тот хорошо виден был – копыта, да еще с подковами… Миновал лес и вышел к дороге, а там они и стоят. Костры разожгли, кашу варят. К тому времени стемнело, я ближе подполз – глянуть и посмотреть, что за люд, и с чего им понадобилось мальца резать. Поляки это, матушка, я их речь ведаю. Бахвалились, что, как засветает, нападут на усадьбу. Солдат
