— Погоди, погоди! — прервала её Рэйна, — то есть, полукровка в детстве может выбрать, кем ему быть? К примеру, древними или ойо?
— Почти, — кивнула Лей, — для этого ребенка нужно учить и воспитывать, само собой это не происходит. Объясню на примере. Допусти, мать ребенка — ойо-лисица, а отец — кафо. У малыша могут проявиться как звериные признаки вроде хвоста и ушек, а могут проявиться крылья. А может и то, и другое. Физиологические признаки принадлежности к тому или иному роду можно скрыть только при помощи пряжи иллюзий. Ты должна знать, насколько это сложная пряжа и её постоянно нужно поддерживать. Но, предположим, этот ребенок будет жить с матерью. Тогда ему стоит веси себя как ойо. А значит, с рождения его следует воспитывать как ойо. В таком случае, чисто подсознательно он начинает ощущать себя чистокровным ойо, вырабатывается алгоритм поведения. А все, что касается «звериного начала» поддается самоконтролю. Это не так просто, даже если обучать этому с малых лет. Но это возможно. И даже если этот ребенок будет жить с матерью и отцом, и никто не будет скрывать его происхождения, ему все равно придется выбрать один алгоритм поведения, чтоб научится самоконтролю. Он может научиться драться когтями, вести себя как ойо-лис и при этом летать как кафо, но держаться свое звериное начало под полным контролем.
— Но, это очень хрупкая перспектива, знаешь ли, — задумчиво произнесла Рэйна, — никто не застрахован от «срыва», к примеру.
— Да, — согласилась Лей, — но это лучше, чем то, что делали с нами.
Она сглотнула. Было видно, что воспоминания не из приятных.
— В лаборатории считали, что мы не должны жить среди чистокровных. Целью исследований было не адаптировать нас для жизни в обществе. А наоборот, показать обществу, что мы монстры. Даже те из нас, кто были безобидны, дети кафо и древних. Они были совершенно обычными. Если бы не их магический потенциал и невероятная сила, они не отличались бы от обычных кафо внешне. Да и что там, даже такая как я могла спокойно трансформировать свои крылья в крылья кафо. Но, им это не нравилось. Каждый месяц приходили древние, такие, в белых рясах. Они проверяли, как идут эксперименты. И если вдруг, кому-то из образцов удавалось выглядеть и вести себя как обычному ребенку, эти белые рясы были в ярости. Они считали, что алхимики любой ценой должны доказать, что мы зло. Тогда в западной лаборатории придумали нас пробуждать. Пробуждение — это переход в две формы сразу. Когда ты принимаешь облик обоих сторон своей сущности. Был там один алхимик, Магнус. Он создал ядро для тех, кто был наполовину ойо. И они пытались приживить его. Многие погибли. Я со счета сбилась, сколько тел вынесли и сожгли… А потом у них это вышло. С Нагайной.
— Нагайна? Змеиная дева Нагайна?! — Рэйна подскочила на стуле, — она была в этой лаборатории образцом?! Она полукровка?!
— Да, да, — грустно улыбнулась Лей, — Нагайна была первой, кому привили это чертово ядро. Первая, кого полноценно пробудили. Она выжила и изменилась. Она больше не могла скрывать ни свои глаза, ни чешую.
— Но она похожа на обычную ойо. В чем тогда был смысл?
— Они тоже были в ярости, белые рясы, — тихо произнесла Лей, — не понимали, как чудовище может выглядеть как чистокровная ойо. Поэтому, приказали её уничтожить. Они называли это «утилизацией», словно мы были каким-то мусором. В то же время получилось приживить второе ядро другому образцу. Это был Шай. В этом случае они были очень довольны, ведь он был ребенком кафо и ойо-ящера, ядовитого ящера. Признаков зверя в нем почти не было, но его крылья изменились, стали словно покрыты чешуйками, и они были отравлены. Не знаю, какие цели преследовал Магнус, но он явно не разделял идеалов белых ряс, кем бы они ни были. Ему не нравились их приказы, но он не защищал нас. Но он защищал Алена.
— В дневнике было написано, что Ален был первым и единственным, кто попал к ним с кровью спригана, — прервала её Рэйна, — ты тогда кто?
— Кафо и сприган, — ответила Лей, — в лаборатории были уверены, что я наполовину кафо, а наполовину древняя. Только Ален понял. Он тренировался каждый день создавать пряжу. Кто-то тайком приносил ему разные книги и рукописи, я не знаю кто. Но он учился неустанно, а все, что ему приносили, прятал в дырке в полу, что была под его кроватью. И в тот день, когда он усыпил всех ученых, я думала, он наш спаситель. Я верила, что могу выйти на улицу, дышать воздухом, смотреть на небо. Я думала, сейчас мы все убежим. Нас ведь и осталось то всего пятеро. Я и Ален, Шай, Нага и Кей. А потом я обернулась. Ален не собирался бежать. Он расправил крылья и ждал всех, кто приближался к выходу. И убивал. Убивал с особой жестокостью, при помощи пряжи. Рубил на части, отрывал конечности. Это была настоящая бойня. И сначала он сказал, что это за всех тех, кто погиб из-за их экспериментов. Нага и Шай его поддержали, но мы с Кеем были напуганы. Мы не хотели этого всего. Но нам некуда было бежать, мы бы не выжили.
Она перевела дыхание и продолжила.
— Мы прятались в лесу, не помню точно сколько. Спустя какое-то время на место пожара прибыли белые рясы. Все осмотрели, ужаснулись, вывезли все тела или то, что от них осталось и наложили печать скрытности на это место. Но Ален разгадал пряжу печати, и мы смогли войти. Когда белые рясы уехали, Ален провел нас назад в лабораторию. Он был гениален, мы следовали за ним как за спасителем. Пускай он был ненамного старше нас, но смог быстро организовать для нас место, где мы могли жить. Мы добывали еду, учились выживать самостоятельно, а место, что было нам тюрьмой стало домом, который надежно скрывал нас от посторонних благодаря наложенной печати. Ален учил нас пряже, мы все учились сражаться. Но, чем старше мы становились, тем больше вопросов появлялось. Почему мы не можем покидать это место? Почему Ален так обеспокоен нашими боевыми навыками? Почему мы не можем вернуться в
