Пролог
…Cause the future is now
And now I’m disappearing…
The Offspring — The Future Is Now
Год 313 от Великого катаклизма.
Я не люблю этот город. Не люблю эти улицы, автомобильный шум, пугливых горожан. И этот город отвечает мне взаимностью. Каждый взгляд напоминает мне о том, что здесь мне не рады. Хотя понимаю, без таких как я этот чертов городишко давно канул бы во мрак, определенно. Вот только, я не никогда не получу благодарность или хотя бы кивок одобрения. Здесь так не принято. Уже очень давно.
Я сливаюсь с толпой. Каждый, кто смотрит на меня, мог бы видеть невысокую, коротко стриженную рыжеволосую девушку в деловом костюме, черном осеннем плаще. Люди могли бы думать, что я занимаю высокую должность или же просто ответственный офисный работник. Но стоит мне снять линзы, и толпа поспешно растекается предо мной. Никто не хочет даже ненароком прикоснуться ко мне, бояться, слово я прокаженная. Раньше меня это очень задевало. Я ведь человек! Не совсем обычный, но человек. Хотя да, чего это я? Люди всегда боялись того, чего не понимали. Достаточно просто выйти на улицу с «открытыми» глазами и вокруг меня образовывается пустое пространство. Люди обходят меня, как вода обтекает камень. У нас не такие глаза, как у людей.
Этот город из бетона и стекла уже захватила осенняя хандра. Надо округом повисли мрачные тучи, дул неприятный ветер, моросил мелкий дождь. В воздухе витал стойкий запах мокрого асфальта. Но знаете, не такой как в летние дни в сезон дождей. Летом, когда дорога и улицы разогреты знойным солнцем, у мокрого асфальта совсем другой запах. Этот запах ассоциируется с теплом. Запах мокрого асфальта в ноябре ассоциировался с холодом, приближающимся снегом. Каждый год было одно и то же, после событий Великого Катаклизма, климат нашей планеты сильно изменился, но на сегодняшний день он является стабильным и, как говорят климатологи, никаких существенных изменений не ожидается в ближайшие 10–20 лет. Поэтому, я уже привыкла к тому, что с приходом осени приходят и холода, незамедлительно, почти сразу.
Прибыв на место, останавливаюсь. Прикладываю ладонь к сканеру. Выскакивает голографическая морда охранника.
— Назовитесь.
— Февральская.
— Порядковый номер.
— Тринадцать двадцать два.
— Идентификация личности. Акира Февральская, 1322 в базе данных обнаружена. Добро пожаловать.
Киваю голографическому охраннику, прохожу в открывшиеся двери. Длинный коридор, черный пол, потолок и стены белоснежного, слепящего цвета.
— Акира. Ты опять опоздала, — слышу голос Июльской.
Склоняю голову на бок, внимательно смотрю на нее, а она на меня.
— Все собрались? — спрашиваю я, хотя ответ и так знаю. Понятное дело, что да.
— Да, Майский недоволен, — говорит мне Июльская, поправляя свои непослушные волосы.
Следую за ней до «Оригами», всю дорогу она говорит, говорит, говорит. Как и предполагалось, не замолкая. Вечно позитивная Июльская раздражала. Но она мне и нравилась, поэтому, я потерплю. Она толкает дверь, захожу за ней. «Оригами» — это комната-трансформер, она меняет свою планировку и внешний вид в общем в зависимости от настроек. Сегодня в комнате светло и довольно-таки просторно. Тканевые обои в полосочку, белый диванчик с квадратными подушками с бантами, два кресла, белые деревянные стулья. Все такое светлое, что даже тоску навевает. Маленькие розовые цветочки гроздьями свисают с подвесных горшков, в большом серванте можно рассмотреть красивый фарфоровый сервиз. Все это — плод работы голограмм и модельного пластика, из которого строились подобные помещения. Я окидываю комнату взглядом. Всё как всегда. На меня внимательно смотрит десять пар глаз. Июнь хмыкает, закатывая глаза. Странно, как удержался от какой-то колкости. Мартовская и Январская улыбаются мне. Август, не отрывая взгляда от книги, поднимает руку и делает жест, который может значить или «привет», или «дай», но судя по всему — это приветствие. Апрельский и Октябрьская на мгновение отвлекаются от своего вечного спора и рассеяно кивают мне. А вот Ноябрьский и Декабрьский. Эти двое синхронно качают головой в знак недовольства, в их взгляде можно прочитать осуждение. На мгновение сталкиваюсь взглядом с Сентябрьской. Она с вызовом смотрит на меня, я на нее. Такой вот у нас, соперниц, ритуал приветствия. Июльская с разбегу шлепается на диван, я же осторожно, вдоль стенки, пытаюсь протиснуться между книжными шкафами и приземлится в кресло пока он меня еще не видел, пока я еще не видела его.
— Февраль!
По спине бегут мурашки, волосы невольно встают дыбом. Медленно, короткими рывками поворачиваю голову, как поржавевший робот. Смотрю на него. Сегодня он еще более зол, чем в прошлый раз. Тянет руку, чтоб схватить меня, ныряю под его локоть, пробую проскочить между шкафами. Но опять-таки, неудача. Майский хватает меня за ворот плаща и тянет к себе.
— Ты опять опоздала!
— Прости, — по-детски надуваю губы, опускаю глаза.
— Когда ты повзрослеешь? — негодует он, — когда я перестану краснеть за тебя?
— А ты и не красней. Тебя что, просит кто-то? — выдираюсь из его рук, поправляю воротник плаща.
— Февральская, так никто не делает, я же просил не опаздывать, — он обреченно потрясает руками и смотрит на меня, я не хочу сталкиваться с ним взглядом.
— Да поняла я, но что поделаешь, сегодняшний рейд ведь не был запланирован! — пытаюсь оправдаться, но понимаю, что это бесполезно.
— Аки… — Майский запинается, здесь, мы не зовем друг друга по имени, а по правилам, мы вообще имен друг друга знать не должны. Но, как правила мира людей для нас не писаны, так и другие любые законы нам нипочем. И все же, в штабе мы друг друга по имени не зовем. Только Июльская каждое утро встречает меня им у лифта.
— Что? — тут же спрашиваю, понимая, что договаривать он уже не будет.
— Будь ответственной, — на выдохе говорит он.
— Так уж она и станет ответственной от твоих слов, Май, — хмыкает Июнь, — скорей Сентябрь готовить научится.
Киваю. Сентябрьская заливается краской и что-то зло шипит в ответ. Окидываю комнату еще раз взглядом. Все, как всегда, ничего необычного. Вот только зачем нас собрали сегодня? Еще и так официально, в форме прийти приказали. Рассматриваю своих «коллег», проверяю, ничего ли не поменялось. Вроде, все по-старому.
Все мы здесь — непринятые обществом. Сироты, лишенные семьи. Почти половина из нас даже не видела своих родителей, другие же стараются просто их забыть. Воспитанные в приютах, отвергнутые людьми, мы были выбраны теми, кто искал нечто более, чем прислугу. Люди называют нас по-разному: полукровки, старые фанатики зовут нас «пришедшие от беса», дети хаоса. Но все гораздо проще. Однажды, каждый из нас просто кому-то приглянулся, там, наверху. Мы — «Фавориты», спасенные и проклятые теми, кто хотел сделать этот мир лучше.
На первый взгляд, фаворит ничем не отличается от человека. Определить, что перед тобой «фаворит» почти невозможно, если он в
