А еще лучше, давайте-ка валите отсюда, у вас же есть своя випка. И подружкам передайте: нечего сюда смотреть. Тут вам не уборная.
Хотя, что это я, вы правы, этот пижон вылитый кусок г… хмммм, замнем.
Поэтому вы и слетаетесь сюда, как мухи на … варенье?
Он пьет американо из маленькой белой чашки. Кто в клубах пьет кофе? Мог бы и дома так же посидеть, включил бы “Зоо ТВ ” и аля-улю гони гусей. Вике он сказал: пати-данс - это скучно. Я поехал ради тебя.
Да ладно. Безграничная самоотверженность. Кажется, вон там на иконе изображен его светлый лик.
Вика возвращается из туалета, пошатываясь на высоких каблуках. Сергей с ленцой рассматривает ее длинные ноги, сощурился, как япошка. Она плюхается к нему на диван.
- Мы в клубе или в доме престарелых? - перекрикивает музыку подруга. - Женя, все, баста, - требует она, перегнувшись через колени Сергея и прикладывая палец к Жениным губам. Промахивается, макает в стакан с пивом, который он как раз поднес ко рту. - Оу. Нельзя так, - она премило морщит нос и аккуратно стряхивает пену с ногтей парню на футболку. - Ты в курсе, что твой Георгий когда-нибудь от тебя улетит? Или, - она делает страшные глаза, - даже умрет? Вот был у меня хомяк…
Я ржу.
Викин хомяк умер. Мы как раз смотрели с ней нигерскую комедию, когда она толкала между прутьев клетки морковку и увидела, что тот не шевелится. Сначала Вика всплакнула. А потом хотела устроить ему похороны в унитазе. Мне было и смешно, и дико, даже пять капель с крылышками смывать нельзя, а тут труп. Пусть и не криминальный, но если он всплывет хорошо никому не будет. Тогда выкинуть в окно - это у нее был новый приступ гениальности. Мой вроде бы очевидный вариант - одеться и пойти на улицу шел в списке третьим пунктом. Я предлагала выкопать ямку. Мы постояли у нее под окном, подумали. Вьюжной зимней ночью ковырять камнем или палкой мерзлую землю - Олеся иди к черту и не спорь больше - она ограничилась мусорным баком, и гаснет свет.
Покойся с миром, дорогой друг. Тоска-печаль.
- Вика, не смей об этом рассказывать, - кричу ей через стол. - Женя под впечатлением от твоего гуманизма спать не сможет.
Женя в непонятках, неуверенно улыбается и трет влажное пятно на футболке.
- Если история грустная, то не надо, - соглашается он. - Мы же развлекаться пришли?
Господи, ну где Антон выкопал это чудо?
Антон дергает меня назад. Шепотом обжигает ухо:
- Поехали ко мне. Не могу больше терпеть.
Скашиваю глаза на его черные брюки, подкрашенные цветными, прыгающими точками светомузыки.
- Давай попозже, - предлагаю я.
- Давай нет, - спорит он.
Я, конечно, тоже его хочу. Но мне неловко так быстро сваливать в закат, это дурной тон.
Антон переходит к активным действиям. Прижимает к себе и запускает руку мне под юбку, грубым движением тянет вниз тонкое белье. Еще чуточку, и он утащит меня в туалет. Я не против экстрима и, вообще, редко ему что-то запрещаю, мне с ним очень хорошо, но не сейчас. У меня голова болит. Топовая вроде отмаза, м? Перехватываю его запястье и сжимаю ноги, говорю с недовольством:
- Перестань.
Он не обращает внимания. Сидит вполоборота, наполовину закрывая меня спиной. Его рука снова оказывается на моих бедрах.
- Я же сказала, - раздраженно отталкиваю Антона и поправляю задравшуюся юбку.
Сергей прямо напротив, смотрит на нас с легкой усмешкой. Закидывает руку на спинку дивана, допивает кофе, не прерывая зрительного контакта, синие глаза в полумраке кажутся совсем черными - большие вязкие пятна гудрона. С одной стороны трещит Женя, с другой щебечет Вика, но он вряд ли слушает их болтовню в параллель, зато точно слышал, как я отбрила Антона, его кривая на один угол улыбка, посвященная моему парню - билборд с броскими метровыми буквами “лу-у-узер”.
Его пустая чашка брякает об стол.
Столик уставлен любмимыми Викиными коктейлями “Между простынями”. Штук пять или шесть. Семь-восемь, лень считать. И один “Ржавый гвоздь” для меня: виски, ликер и лед в стакане олд-фешн под Викин припев “Олеся, из таких грубых бокалов пьют только мужики”.
А хорошие девочки вообще не пьют, я, наверное, сегодня хорошая потому, что только немного покурила кальян, кофейный с ванилью.
Скорбное лицо Антона маячит над душой и рвет сердце на части. Слегка преувеличиваю, но неважно. Все равно не надо так смотреть.
Встаю с дивана. Огибаю стол, прохожу мимо толстой белой колонны и облокачиваюсь на перила.
На первом этаже открывается шоу “облей грязью ближнего своего”. Ведущая наяривает круги по залу и бу-бу-бу в микрофон. Наклоняется к гостям, шутит над их внешностью под ха-ха всех остальных. Нелепая пародия на Пашу Волю в старых выпусках “камеди”.
Не люблю такое. Не чувство юмора, а примитив - она, похоже молочная сестра Сергея.
У острячки высокий начес облитый гелем, и мне с высоты как раз видно криво присобаченную блестящую заколку - способ спрятать в прическе выбивающихся “петухов”.
Без особого интереса смотрю вниз и надуваю жвачку в большой клубничный пузырь.
На талию ложатся холодные мужские руки.
Вздрагиваю, и жвачка вылетает изо рта. Перевешиваюсь через перила, растопырив пальцы, но пузырь уже летит на первый этаж.
На фоне очень в тему негромко так играет: улетим далеко там, они вовсе никто нам.
- Любимая, ты чего шарахаешься? - Антон крепко обнимает сзади, вжимает в себя.
- Ничего, - говорю, глядя, как парашют из жвачки плавно приземляется в прическу ведущей.
Она точит лясы у столика по центру, почти под нами. Сразу несколько человек, что смотрят на нее, синхронно поднимают головы.
Карма существует. Зажимаю рот, чтобы не заржать в голос и неуклюже отскакиваю от перил, зарядив Антону локтем в живот.
- Да ты чего! - Антон сгибается от неожиданности. Рефлекторно хватает меня за руку. - Все, поехали отсюда!
Он тяжело дышит, его пальцы больно впиваются в мою кожу. Дергаюсь, он не отпускает. От него разит одеколоном, специфическим, как по мне - отдает каким-то строительным лаком. Хотя, уже давно привычным лаком, моим. Но вот прямо сейчас мне неприятно. Что у него с обонянием? Хронический гайморит? Пахнет, как токсикоман.
- Он учится в нашей группе, он живет на твоем этаже, он лезет в нашу компанию, - перечисляет вдруг Антон. - Тебе не странно?
- Нет, - огрызаюсь. - Я же купила ему квартиру и притащила его сюда за шкирку. Подала его документы в универ, загримировалась и сдала вступительные.
- Ясно, - Антон ослабляет хватку.
А мне так обидно,
