Внизу стояла жирная, размашистая подпись: «От дяди Фрэнка, с любовью».
Я снова и снова перечитывала письмо, мои руки дрожали, дыхание сбивалось. «Если она согласна простить меня...» Конечно, я была согласна, как я могла не простить его? Я попыталась выбросить это из головы — все-таки письмо написано Флоре. Но он же знал, что Флора не умеет читать. Кукла была для Флоры, письмо — для меня.
Весь день я носила письмо в кармане, украдкой вынимая его, когда была одна с Розой. Скоро я выучила его наизусть, но все равно вынимала, чтобы подержать в руках бумагу, которую держал он, и прочитать слова, которые писал он.
Каждый раз, читая слова Фрэнка, я видела и другие слова, напечатанные сверху на странице: На действительной службе В БРИТАНСКИХ ПОЛЕВЫХ ВОЙСКАХ.
Конечно, я знала, где был Фрэнк, с какими опасностями встречался лицом к лицу, но его письмо с этим недвусмысленным заголовком отдалось во мне словно ружейный выстрел.
Фрэнк просил меня написать ответ, но я сознавала, что мне не следует этого делать. Это было дурно, он не был моим мужем. Но он был отцом Флоры, поэтому ответить должна была Флора. Я могла написать за нее и сообщить ему, как ей понравилась его кукла, как она приставляет калейдоскоп к глазу куклы и крутит трубку, понимая, что узоры там меняются, хотя и не видя их — моя умная Флора.
Я подошла к письменному столу, взяла из пачки бумажный бланк, озаглавленный сверху: «Истон, Уилтшир», и начала писать.
Дорогой дядя Фрэнк!
Тебе пишет моя мама, потому что я еще маленькая, чтобы уметь писать. Большое, спасибо, тебе за чудесную куклу. У нее золотые волосы и голубые глаза, я играю с ней и показываю ей калейдоскоп.
Мама хочет сказать тебе, что, конечно, она простила тебя.
Я прервалась и вычеркнула «конечно». Мне бы хотелось написать больше, но я сознавала, что не должна этого делать. Только одно я добавила, не удержалась: «Мама надеется, что тебе не слишком сыро в окопах, что по вечерам для тебя найдется теплый огонь».
Я не знала, как закончить письмо от имени Флоры. Наконец, я просто написала: «Мы с мамой шлем тебе наилучшие пожелания. От Флоры».
Я быстро запечатала письмо и отнесла в почтовый ящик в холле. Можно было бы завтра пройти парком и опустить его в почтовый ящик на улочке, ведущей к церкви, но я не хотела быть обманщицей. Кроме того, когда мистер Тимс возьмет письмо в руки, то догадается, что оно короткое.
Весь вечер я старалась не думать о Фрэнке, но ночью увидела сон. Очень простой сон — я гуляла с Флорой под деревьями, а Фрэнк был рядом со мной.
Я проснулась в слезах — слезах потери, слезах вины, потому что на руках у меня был ребенок моего мужа. Я не должна была думать о Фрэнке, не должна. Но это было так трудно.
Глава двенадцатая
В последний день мая раскрылись первые бутоны золотистой розы, во всей своей красе. Я показала их Флоре. — Смотри, это папина новая роза.
В начале июня большинство роз Лео, были в полном цвету. Я пошла посмотреть на его любимую розу «Блэйри» — она цвела вокруг статуи под деревьями. Здесь, в его парке, розы словно приветствовали меня ласковыми улыбками, карабкаясь по опорам и триумфально кивая с их верхушек душистыми головками. Я осторожно приблизила к себе один из этих совершенных цветков и вдохнула нежную сладость его запаха. Бедный Лео, застрявший в пыльном, грязном Лондоне — наверное, он скучает по своим розам, зная, что их первые бутоны уже раскрылись.
Я прогуливалась со спящей Розой на руках, замечая, что розы в этом году выглядят несколько запущенными — кое-где пробивался шиповник, кое-где листва была слишком редкой. Ничего не поделаешь — все молодые садовники ушли на войну. Мое сердце вздрогнуло. Но я не должна была вспоминать о Фрэнке.
Вместо этого я стала думать о Мэри, которая ждала родов в следующем месяце, но ее боли начались сегодня утром. Миссис Тайсон сказала мне об этом, когда я проходила мимо ее коттеджа по пути с конюшенного двора. Значит, Мэри сейчас уже мучилась родами. Я решила пойти и спросить у Клары, нет ли каких-нибудь новостей.
Новостей не было.
— С ней мама, — вздохнула Клара. — Плохо, что роды начались так рано. Похоже, они будут долгими. Это у нее первый, а Мэри всегда была тощей как палка. Мало того, она еще высохла от тоски по Тому — я ей говорила, что зря, да что она могла с собой поделать?
На следующее утро новостей еще не было. Клара сказала, что старая миссис Тайсон раздражается, когда ее спрашивают.
— Я схожу туда ближе к обеду, — сказала она, — если до тех пор ничего не случится.
Ее не было больше часа. Я была в детской с Элен, мы обе тревожились, как вдруг к нам ворвалась Клара.
— Мальчик! Только слабенький, он появился рано, но мама хорошо с этим управилась.
— А Мэри?
— Сейчас ничего, но ей пришлось тяжко. Мама сказала, что роды были ужасно затяжными. Они начались слишком рано, да еще и ребенок лежал неправильно, поэтому доктору пришлось применить свои инструменты, — я содрогнулась. Клара покосилась на Флору, которая играла у окна, и прошептала: — У Мэри были разрывы — доктору пришлось зашивать ее. Но мама сказала, что она все время держалась храбро. Потом она сказала маме, что не вынесла бы этого, если бы не думала о Томе, не представляла бы его лицо, когда он войдет домой и увидит ее с сыном на руках. — Клара вытерла глаза уголком фартука. — Но это случится, через несколько месяцев, не раньше.
Элен была практичнее:
— Все-таки, самое трудное у нее позади. Она уже выбрала имя, Клара?
— Конечно, он будет зваться Томми, — улыбнулась Клара.
Позже она сказала мне:
— В ближайшие месяцы у мамы будет горячее времечко. К осени появятся еще трое, а затем и у нашей Эмми. Это еще пустяки, а вот если сразу всех мужчин пошлют в отпуск, тогда моя мама не
