— Пожалуйста… отпустите ее, — произнес Барак, глядя на свою жену.
Харата ткнул его в горло.
Задыхаясь, Барак повалился на колени. Он попытался встать, вспомнить былую выучку, но пинок в грудь отшвырнул его назад. Рот Барака наполнился кровью. Смутно слыша рассерженные крики Яны, он протянул руку, чтобы опереться, но в итоге опрокинул себе на голову стойку с амасеком. Стекло разлетелось, и в воздухе вдруг начало разить крепким алкоголем.
Избиение прекратилось. Он почувствовал, как его кожи мягко коснулось что–то прохладное. Перед ним возникла Яна, баюкавшая его лицо своими руками. На ее лице чередовались боль и тревога. Она плакала, и Барак понял, что эти слезы из–за него.
— Ты в порядке? — спросил он, когда смог перевести дух.
Она кивнула, но он заметил в ее глазах обман. Ее ранили. В ногу. На фоне запаха разлитого амасека он ощутил едкий металлический аромат крови и сделал вывод, что дело плохо. Он уже собирался порыться вокруг в поисках аптечки, которая должна была быть где–то здесь, но Яна сжала его плечо, и он замер, посмотрев на нее.
— Веран мертв, — тихо проговорила она. — Они его схватили, Бар. Он заслонил им дорогу, спасая меня, и они его схватили, а потом они… они…
Трон… Веран… Барак знал того много лет. Они были друзьями. Он похоронил горе, которое сейчас ничем не могло ему помочь, и сосредоточился на том, что у него оставалось. Коснулся щеки Яны и нежно погладил ее вороные волосы. Она такая красивая.
— Перестань, — сказал он, качая головой. — Перестань. Ты здесь, и это единственное, что сейчас важно.
Он заметил Харату, который ухмылялся, став еще отвратительнее, а затем и Фаркума. Жирный торговец угощался бутылкой юпитерианского бренди — самого лучшего и дорогого напитка из тех, что имелись у Барака. Большую часть бесценного раритета он разлил по своим подбородкам и одеяниям в пятнах пота. Опорожнив бутылку, он обмяк и отшвырнул ее в сторону. Та разбилась, и Барак скривился. Всего лишь еще одно бессмысленное унижение поверх горы всех прошлых. Раскрасневшийся и тяжело дышащий Фаркум выглядел обессилевшим, он не привык напрягаться физически. Он бросил нервный взгляд сквозь решетку, несомненно задаваясь вопросом, позволит ли ему богатство прожить достаточно долго, чтобы он смог продолжить им наслаждаться.
Это зависело от того, останется ли ему верен Харата. Тот подобрал дробовик Барака, проверил боезапас и добавил ружье к своему арсеналу.
«Он тебе чертовски сильно понадобится», — подумал Барак.
А затем Яна повалилась ему на руки, и Барак забыл обо всем. Он держал ее, мягко похлопывая по лицу и растирая руку. Край ее платья пропитался кровью, влажно блестевшей на ноге. Он стал озираться, пытаясь найти аптечку и разрываясь между нежеланием отпускать Яну и необходимостью помочь ей. По полу проскользила небольшая жестянка. Барак поднял глаза и увидел лицо одной из куртизанок Фаркума. Та была миловидной и юной — слишком юной для той жизни, которую ее принуждали вести — но выглядела доброжелательно. Ее лицо было выбелено размазанным гипсом, контрастируя с темной помадой на губах и светло-пурпурной пудрой на щеках и вокруг глаз.
— Маэла, — произнесла она, постучав наманикюренными пальцами поверх сердца, и подтолкнула жестянку поближе.
Барак назвался в ответ, кивнул и подобрал жестянку. Небольшое изображение кадуцея на крышке выцвело, но припасы внутри все еще были в хорошем состоянии. Он схватил пригоршню бинтов и марли, но не решался обнажить рану.
Прикосновение к руке сообщило Бараку, что Маэла рядом. Она ободряюще кивнула ему, украдкой бросив взгляд на своего господина, который был занят опустошением бара от наиболее крепкого спиртного и не уделял своим рабыням ни времени, ни интереса, а затем взялась за бинты и марлю. Маэла аккуратно убрала платье с раны, двигаясь медленно, поскольку из–за крови то прилипло к коже Яны. Та слегка дернулась от боли, но Маэла успокоила ее тихими утешающими словами.
За решеткой продолжался бой, и Барак пытался не думать о нем и сосредоточиться на жене. При виде раны на ноге Яны его непроизвольно пронзило горем. Она была глубокой и нагноившейся по краям, где все еще слегка угадывались следы зубов. При мысли о том, что это может значить, его охватил ужас, но Маэла не обратила на это внимания, прочистив рану при помощи куска ткани и бутылочки антисептика, а затем наложив поверх марлевую повязку и замотав бинтом.
— Славно, пташка, — раздался неприятный вкрадчивый голос с сильным акцентом. Это был Харата, все так же тенью следовавший за своим господином и одним глазом посматривавший перед баром, а другим за ним. — Ты не потеряла хватку.
Маэла потупилась, боясь привлечь дальнейшее внимание Хараты, но слуга уже прошел дальше, посмеиваясь на ходу.
«Мелкие обиды от мелких людишек», — подумалось Бараку, и он вспомнил те дни, когда наказывал людей вроде Хараты. Это было до того, как его мышцы по большей части превратились в жирок, а силу воли сменил страх.
— Трон милостивый, — выдохнул он, — ты чертовски хорошо это умеешь. Ты что, в прошлой жизни была медиком или типа того?
Пересилив застенчивость, Маэла подняла глаза и постучала сперва по кадуцею на крышке жестянки, а потом по своей груди.
— Так он это имел в виду? Но… как?
— Беженка, — произнесла она. Слово далось ей нелегко.
— А твоя подруга? — спросил Барак, сделав жест в направлении другой куртизанки, которая съежилась под барной стойкой, вцепившись в одну из опор и неотрывно глядя в тень.
Маэла пожала плечами. Судя по всему, они были не настолько хорошо знакомы.
Барак стиснул ее крошечные чудотворные ручки и кивнул.
Маэла слегка cклонила голову, а затем по всему бару разнесся звук терзаемого металла.
Застонала протестующая пласталь, и бронированную дверь заклинило. Она перекосилась, борясь с перемолотыми костями и требухой, мешавшими работе механизмов, а потом содрогнулась и замерла. Из потайного отсека, откуда опускалась дверь, пошел дым, после чего предсмертный вопль металла возвестил о полной утрате работоспособности. Свет в Святом Тупичке замигал, сигнализируя о нагрузке на местный генератор, но не потух.
Бледные продолжали прибывать, и Моргравия ощутила, что опора у нее под ногами движется уже не по одной оси — целостность баррикады начала нарушаться.
— Назад! — закричала она, вцепившись в одного из защитников и дергая его за воротник пальто. — Назад!
Прихватив его с собой — это был старый привратник с несиловой палицей — она слезла по неровному краю баррикады. Перегонщик тоже отступил, но в одиночку. Бесшабашный уличный глашатай, так и сохранивший
