— А что это еще за абвергруппа? Я что-то не слышала. — У Ларисы это вырвалось само собой, она и не думала, прикинувшись наивной, выведать что-то у Юшакова. Но реакция Юшакова была неожиданной.
— Не пойму я тебя. Ты действительно дурочка или так прикидываешься?
— Ты один умный, — отрезала Лариса и сделала вид, что обиделась и хочет уйти.
— Постой! — схватил ее за руку Юшаков, — нельзя же так, ей-богу, на нас смотрят.
— Пусть смотрят. А что ты из себя умника строишь. — Тут уж она играла. — Если что, так одной веревочкой связаны, а на деле все скрываешь от меня.
— Не обижайся, прошу тебя. Ты должна понимать, что это военная тайна, и за это, если узнают, по головке не погладят. — Он нагнулся к ее уху и доверительно зашептал: — Но для тебя, конечно, можно. Только между нами. Кроме службы гауптштурмфюрера Штрекера, есть тут еще абвергруппа 310. Недавно прибыла. Я сам точно не знаю, чем они там занимаются. Проверяют германских служащих, работающих на армию, выдают документы, ну и за порядком смотрят. Удостоверения германского служащего в отдельных случаях выдаются и особо доверенным лицам из местных. Я, к примеру, уже имею.
— А почему мне не выдают, я тоже работаю? — продолжала вести свою линию Лариса.
— Ты попроси Вестгофа. Он ведает административными вопросами в абвергруппе и подписывает эти удостоверения.
Когда Вестгоф галантно склонился перед Ларисой, приглашая ее на прощальный вальс, она игриво спросила:
— С удовольствием, господин обер-лейтенант, но не помешает ли нашему с вами танцу то, что я до сих не имею удостоверения германского служащего?
Вестгоф вначале не понял шутки Ларисы и на полном серьезе ответил:
— О, нисколько. — А потом уже во время танца сказал: — Считайте, что удостоверение у вас в кармане, вернее, в вашей сумочке. Пусть господин Юшаков зайдет при случае ко мне и получит для вас документ.
— Зачем же Юшаков? Я могу сама зайти.
— Простите за нескромный вопрос, он ваш муж?
— Конечно.
Вестгоф больше не заигрывал с Ларисой, даже не принял ее игривого тона. Он помрачнел и ни о чем больше не спрашивал. Он знал, чей человек Юшаков, а следовательно, она тоже. Для него она уже не представляла интереса. Лезть в дела Штрекера было небезопасно.
…Документ, выданный Ларисе абвером, вместе с другими сведениями она положила в тайник. Выбрала момент, попросила у Юшакова его старенькую «эмку», чтобы отвезти в комендатуру месячный отчет о работе. Машину отпустила, а сама на обратном пути, тщательно проверившись, заглянула в парк. На случай, если бы Юшаков или кто другой спросили об удостоверении, у нее было готово объяснение: вытащили из сумки на базаре. Риск, правда. Но, как сказал Юшаков, хочешь жить, умей рисковать.
Через неделю так же со всеми предосторожностями проверила — пакетика не было.
9. Жизнь продолжается…
Каким путем приходили в город новости, никто из жителей понятия не имел и особенно не задумывался. Главное, что они возникали, наполняя жизнь новым содержанием. Люди как бы оживали, больше и громче говорили, надеялись, ждали…
Тот год был особенно богат событиями. Еще зимой, где-то в декабре или январе, прошел слух, что под Сталинградом окружили немцев и там идут большие бои. Официально, конечно, об этом никто не сообщал, поэтому кто верил, а кто и нет. В начале февраля слухи подтвердились самым неожиданным образом: оккупанты надели траур по случаю гибели армии Паулюса. Это была большая радость, но выражать ее открыто опасались, с новой силой вспыхнула надежда, что скоро придут свои. Но прошла зима, а за нею — весна, оккупанты траур сняли, и жизнь снова потекла вяло и тускло в жестких берегах «нового порядка». Особенно трудно было зимой и весной, главной заботой был кусок хлеба. Летом, как говорится, легче…
В июле заговорили снова: под Курском разбили немцев, наши взяли Орел и Белгород, идет большое наступление. Горожане при встрече поздравляли друг друга, обнимались и плакали. Как будто даже стали смелее, не оглядывались, как раньше. Оккупанты притихли, и вид у них был не такой, как тогда, в первый год. Хотя лютовали, пожалуй, еще сильнее, чем прежде. Облавы, аресты, расстрелы и уходящие на запад эшелоны, набитые рабсилой.
По вечерам к Юшакову тайком приходили какие-то люди, о чем-то вполголоса толковали с ним запершись. Лариса догадывалась — у него была своя агентура, мелкие сошки, предатели, стукачи, за работу которых он, по-видимому, отчитывался перед начальством. В ежедневных арестах, карательных выездах в села он играл, надо думать, не последнюю роль. Часто возвращался хмельной до того, что едва добирался до своей комнаты и засыпал, даже не сняв сапоги.
В двадцатых числах августа новая весть отозвалась в сердцах людей: освобожден Харьков. Это уже совсем недалеко. Говорили, что по ночам, когда ветер с востока, слышно, как ухают орудия. А самолеты с красными звездами многие видели собственными глазами. Затерянный далеко в тылу городок как бы проснулся от длинного дурного сна, воспрянул духом, зашевелился, загомонил. Ждали своих. Ждала и Лариса, но когда стало ясно, что не сегодня-завтра произойдет, где-то в глубине сознания возникла мысль, что лучше бы они пока обошли город стороной. Может быть, за это время в ее жизни что-то переменилось бы. Нельзя же, в самом деле, ожидать своих, живя, хоть и не по своей воле, под одной крышей с предателем. Что для этого нужно было предпринять, придумать не могла. Но выйти из глупого, двусмысленного положения было необходимо. Но как? И за советом не к кому обратиться. Лариса нервничала, часто плакала, не спала ночами…
После той ночи, возвратясь с попойки, устроенной следователем Шамшуком, когда она то ли от выпитого вина, то ли по непростительной небрежности забыла запереть на ключ дверь своей комнаты, после торопливых, влажных рук Юшакова Лариса уже не могла гордо выпрямиться и указать ему на дверь, не могла ударить по противной физиономии. Та ночь Ларису как бы согнула, смяла, хотя окончательно, может быть, не сломила. Неожиданно для себя она перестала отказываться от вина. Она, которая содрогалась при виде рюмки, теперь могла выцедить бокал крепкого вина, не ощущая прежнего омерзения. От вина кружилась голова, зато наступало облегчение, отпускала давящая душу тяжесть.
Юшаков тогда целую неделю