Рацию, питание к ней, часть денег в оккупационных марках и некоторые ценности пришлось тщательно замаскировать в вещах. Под двойным дном небольшого дорожного сундука с сапожным инструментом установили рацию, а запасные части к ней, шифры, коды и другие необходимые для работы бумаги упаковали в стенки чемоданов и игрушки.
Настал день, когда я доложил о готовности группы приступить к выполнению задания. В темную мартовскую ночь с подмосковного аэродрома поднялся небольшой транспортный самолет с группой на борту и взял курс на одну из партизанских баз в хинельских лесах.
2. В Киеве
Тяжко пыхтя и поминутно давая гудки, поезд остановился напротив вокзала. Под вечер, усталые и измученные, добрались до дома, где предполагали остановиться на жительство. Но квартира оказалась занятой.
По Нестеровскому переулку проживала знакомая Натальи Михайловны — старушка, которая знала Наталью Михайловну с детства и была хорошей знакомой ее родителей. Старушка уступила им одну свою комнату, договорившись с хозяином дома и уплатив ему тысячу марок.
Как ни устали они с дороги, вечером передали в Москву радиограмму о благополучном прибытии на место. Спустя пару дней семью Мищенко прописали в Киеве.
Нужно было устраиваться на работу. С раннего утра мужчины отправлялись на поиски. Николаю повезло первому. Он устроился сапожником в мастерскую при железнодорожном управлении.
У Варова дело подвигалось медленнее. Он искал работу по специальности квалифицированного рабочего — слесаря. Знакомых не было, а требовалось, чтобы кто-нибудь за него поручился. В конце концов он вынужден был наняться грузчиком в порт, где хозяйничала фирма «Тодт».
Домашние дела взяла на себя Наталья Михайловна.
Как-то Варов возвратился с работы позже обычного. Он выглядел очень усталым.
— Все, что мы сделали и делаем, — сказал он, — неплохо, но этого мало. Нам следует вплотную заняться сбором сведений о военных перевозках и воинских частях. Только своими силами мы многого не сделаем. Нужно подумать о расширений круга знакомств. В воскресенье съезжу в Лубны — есть тут такой городишко неподалеку. Разыщу там своего старого друга.
— Недавно я встретила женщину, Софью Ивановну, — вступила в разговор Наталья Михайловна. — Она хорошо знала моего брата, да и меня помнит. Сейчас Софья Ивановна работает в горуправе. Думаю, может быть нам полезна.
— Согласен, — ответил Варов. — Только будь осторожна.
В тот день, когда Варов уехал в Дубны, Наталья Михайловна навестила Софью Ивановну. Та сидела за швейной машинкой.
— Решила сшить себе свеженькое платьице. А то, сами понимаете, все время среди интеллигентных людей…
Софья Ивановна давно вступила в период увядания, но молодилась и использовала для этой цели все доступные ей средства. Сквозь крашеные, цвета тусклой меди, волосы проступала седина. В ее присутствии Наталья Михайловна чувствовала себя как-то неловко. Она хоть и была не намного моложе Софьи Ивановны, но осталась стройной, подтянутой. Платья сидели ладно, даже элегантно. На худощавом бледном лице еще горели тихим, таинственно-притягательным светом карие глаза под красивыми черными бровями.
Подарок Натальи Михайловны — флакон дорогих духов — Софья Ивановна приняла с неподдельным восторгом и затараторила еще быстрее. Она не давала гостье рта открыть. Перебрала последние новости и сплетни в городе и горуправе, где она, по ее словам, играла не последнюю роль. Наталья Михайловна, хоть и не любила подобной болтовни, искусно поддерживала разговор. В нем, если отбросить пустые слухи, можно было почерпнуть кое-что полезное.
Домой Наталья Михайловна возвращалась медленно. Не выходило из головы, о чем проговорилась Софья Ивановна. До войны та работала в юридической конторе, где юрисконсультом был некий Тараканов. Он считался неплохим знатоком своего дела, пользовался у начальства авторитетом. Язык хорошо подвешен, и за ним закрепилось мнение как об умном, интересном человеке. Когда началась война, он якобы собрался идти в партизаны, но перед вступлением оккупантов в город куда-то исчез. Месяца через три после оккупации он вдруг появился и занял один из кабинетов горуправы. Звали его теперь уже не товарищ Тараканов, а герр Вольф. Изъяснялся он только на немецком языке. Жил в Киеве, но больше проводил время вне города.
Однажды, встретив Софью Ивановну, Вольф узнал ее и пригласил к себе в кабинет. На вопрос Софьи Ивановны, что значит сия метаморфоза, Вольф отвечать не стал. Угостил кофе и спросил:
— Скажите, Софья Ивановна, вы не знали некую мадам Луцкую, брат которой жил в одном с вами доме? Она была замужем за офицером-пограничником, изредка приезжала до войны в Киев.
На утвердительный ответ Софьи Ивановны он поинтересовался:
— Говорят, она недавно вернулась в Киев и у нее будто бы другой муж. Вы не встречали ее?
Софья Ивановна ответила, что хорошо знает и мадам Луцкую, и ее брата и что недавно видела ее в Киеве.
При встрече с Натальей Михайловной Софья Ивановна рассказала о разговоре с Вольфом:
«По всему видно, что Вольф — матерый враг. Сейчас работает в гестапо, которое заинтересовалось появлением семьи Мищенко в Киеве… Да, новость не очень приятная, — рассуждала Наталья Михайловна. — Но, с другой стороны, это может и ничего не значить. Гестапо интересуется всем и всеми. Тем более приезжими. Проверят и оставят в покое. Документы у них надежные. Правда, есть одно обстоятельство… Она была замужем за офицером-пограничником, а сейчас за другим… На всякий случай она не один раз повторила Софье Ивановне версию о том, что замуж за офицера-пограничника вышла против воли родителей, по легкомыслию. Муж погиб в начале войны на границе. Одной жить было очень трудно. Встретила хорошего человека, он неплохо зарабатывал, понравились друг другу и затем поженились. Софья Ивановна наверняка расскажет об этом Вольфу».
Наталья Михайловна не заметила, как подошла к дому. Она посмотрела на окно: сигнала, предупреждающего об опасности, не было. Коля уже вернулся домой, ужинал. Наталья Михайловна тревожно спросила:
— Василия Тимофеевича нет еще?
— Нет, — тихо ответил Коля.
— Через тридцать минут начинается комендантский час…
Прошли и полчаса, и час, и два, а Василия Тимофеевича все не было. Двое не зажигали
