- А че такое эпитет?
- Выражение при слове, влияющие на его выразительность, парень без интересов.
- А. Понятно.
- Надеюсь, ваше отношение к родственникам собрания, не повлияет на выполнение миссии, - проговорило Здравомыслие. – Выдвигаетесь завтра… Нет! Сегодня. Через два часа, вы уже должны стоять с вещами у ворот. Ясно?! Все остальные, будьте позитивны.
- Клянусь фантазией, если б я знал, что все так обернется, не вылез бы утром из постели.
Сальвадор тащился последним. Он волок свой рюкзак за лямку, бросая тоскливые взгляды на врата Интеллектуального. Город оставались позади, вызывая все более ностальгические и скорбные чувства.
- Давайте передохнем, - предложил художник, рефлекторно приседая на условный стул. – Ах, совсем забыл, что здесь даже присесть негде. Потому что это дорога. Дорога прочь от наших теплых кроваток.
Зигмунд шел вторым. Он помалкивал. С того самого момента как их торжественно изгнали, он не проронил ни слова. Не то чтобы его сильно тяготило чувство вины, скорее он снова погрузился в сумрачный гений своих теорий.
- У дороги две полосы, - продолжал тем временем Сальвадор. – Одна идет туда, друга оттуда. Что произойдет, если мы встанем на полосу ведущую туда, но пойдем оттуда? Нас разорвет на куски? Или мы сгинем в парадоксе фундаментального противоречия?
Никола вздохнул. Он шел первым, хотя его ноша была тяжелее, чем у остальных. Когда, при слове «физика», о тебе вспоминает девяносто процентов людей, невольно начинают преследовать навязчивые стереотипы. Вроде обязательных приборов тесно связанных с электричеством. Они всегда должны быть под рукой. Большинство не знает, как они работают и для чего нужны, но их значимость всем понятна. Бьющие отовсюду молнии – это и есть физика.
- Ничего не произойдет, - мрачно ответил он. – И ты это знаешь.
Взять ту же психологию. Она связана скорее с порнографическими шутками и университетским дипломом. Зигмунд нес целый тюк за спиной. Дипломов сорок-пятьдесят. Он мог спокойно избавиться от них в любой момент, если б захотел. Психолог – это больше степень эмоциональной раскованности, чем статус. Когда человек настолько раскрепощён, что готов спать на чужом грязном белье.
- Однако, никто раньше не пытался этого сделать, - претенциозно вымолвил Сальвадор. – Мы просто знаем, что ничего не произойдет. Но хватит ли у нас смелости проверить это?
Говорят, гениальность оправдывает любую эксцентричность. Художник, это всегда обезьянничающий тип, готовый нарисовать шарж на любую часть мироздания. Желательно не проходящий цензуру. Либо затворник, великий в своем отчуждении. С чертежами ошеломляющих изобретений, которыми он готов подтереться. Потому что они давно устарели в его собственной истории, на сотни лет обогнавшей историю людей запертых снаружи его логова. Ему достаточно носить странную одежду, странную прическу, странные отметины и проявлять интерес к ровным поверхностям. Конечно, рюкзак наполненный фруктовыми леденцами, тоже допустим.
- Делай что хочешь.
Но вы когда-нибудь решались представить изобретателя вакуумных бомб с надувным молотком в руках? Из тех, которые издают забавный звук при ударе. Что-то вроде «понк!». Сама мысль о том, что кто-то может бегать вокруг прототипа вакуумной бомбы с игуаной на голове, - нервирует.
- О, и вовсе не с твоего позволения!
Ну, разумеется! Ведь от меня всего-то и ждут: мгновенного открытия принципа телепортации. Это совсем не то же самое, что нарисовать слона с восемью коленными чашечками.
- Смотри, я иду по противоположной стороне!
Ну, или хотя бы бьющих отовсюду молний.
- У меня появилось какое-то странное ощущение. Подожди-подожди… Оно крепнет. Я чувствую, как законы Многомирья восстают против меня. Тут какие-то протоны говорят мне, что я веду себя безответственно! Никола, немедленно объясни им, как сильно они ошибаются. Я хочу, что бы они знали, что препятствуют отваге и свободолюбию. Вся твоя хваленая физика - фашиствующая организация мелких завистливых частиц!
Конечно, все это смахивает на обыкновенное брюзжание. Однако обидно, когда физику ценят только за истории про людей, вросших в корабельные палубы. За несуществующие пушки стреляющие электричеством. И микроволновки. За зрелищность и доступность. Совершенно игнорируя те потрясающие открытия, что обходятся без открытий порталов в другие измерения.
- Ты можешь не кривляться хотя бы минуту? – беззлобно спросил Никола.
- А что же мне делать? - Сальвадор стоял на четвереньках у края Пути и глядел вниз. – Как оказалось, путешествовать – это невыносимо однообразное занятие. Мы идем уже десять минут, и до сих пор ни с кем не подрались.
Он сплюнул.
Эстетически безупречный плевок полетел вниз, в густые облака ванильного цвета. Те брезгливо расступились, образуя глубокую воронку, которая уходила куда-то очень глубоко. Из нее вырвался, со свистом, холодный ветер.
- Оп! – вздрогнул Сальвадор.
- Что? – не удержался Никола.
- Капля, - пробормотал художник, вытирая глаз. – Капля попала. До чего точно. Кажется, дождь собирается.
- Так тебе и надо.
Тем временем, действительно начался дождь. Он хлынул снизу, шумно гуляя по обратной стороне Дороги. Послышались трескучие раскаты грома. Прим изобразительного искусства подставил руку тяжелым ароматным каплям. Они разбивались, прыгая на рукав серебряными капитошками.
- Я уже говорил, что посылать нас без помощи позитива, это три четверти самоубийства?
- Только три четверти? – удивился физик. – По-моему у нас есть надежда только на то, что мы покажемся негативу оскорбительной добычей, и он пройдет мимо, мучить кого-нибудь другого.
- Как раз на это я поставил все фишки, - поделился Сальвадор, вытирая руку платочком. – Хотелось бы, конечно, более приличных шансов, когда закладываешь шею, но…
- Слушай, я понимаю, тебе страшно.
- Нет!
- Но если мы и дальше будем тянуть время, Ложа просто пошлет кого-нибудь с длинной острой палкой, чтобы он отогнал нас во внешние миры.
- А если мы отберем у этого «кого-то» палку? Сам подумай, мы уже будем в выигрыше!
- Брось, - веско сказал Никола, поправляя рюкзак движением плеч. - Мы с Зиги пойдем дальше. Как только соберешься с духом, догони нас.
- Что ты несешь? – воскликнул Сальвадор, последний раз оглядываясь на врата. – Разделяться? Сейчас? Я пойду первым!
- Как хочешь.
Дождь вскоре перестал. Высохшие облака легко разгонял ветер. Они стали податливыми, словно пыль. Поднимались стеною слева, оставляя чистое небо по правую сторону. Там мирно летали белые парапланы и клинья молчаливых птиц.
Удивительная конечность на несколько секунд прорезала спешащие облака. Она напоминала львиную лапу из цветного стекла и сверкающих узоров.
