Мистер Джиллеспи явно не слышит нашего разговора. Он все говорит и говорит, и мы идем за ним, пока внезапно не упираемся в тупик из охранного ограждения.
— Ну нет, на территорию местной «крыши» вы бы точно не захотели попасть. Никому неохота входить в двери бара «Джемини Лаундж»[4]. Добром это никогда не заканчивалось. Я лично всегда старался держаться от них подальше, вовремя платил и не высовывался. Они были уверены, что я — мелкая сошка. А я был рад и счастлив, что они не обращают на меня внимания. Что ж, леди, мы на месте. Вот и ваше наследство! По крайней мере, половина его — точно.
Здание обхватывает цепной забор, увенчанный шестами, между которыми натянута колючая проволока. За ним, судя по всему, некогда возвели деревянное строительное ограждение. Теперь оно обветренное и потрепанное, покрытое несколькими слоями граффити. Все окна, которые видны глазу, наглухо заколочены стальными ставнями, во избежание взломов привинченными прямо к кирпичной стене. Мы спускаемся в проулок, заворачиваем за угол и натыкаемся на металлические ворота с гигантским висячим замком для защиты от внешних вторжений. За ними еще одна металлическая дверь — боковой вход, через который, как мне казалось, я и вошла прошлой ночью.
Что ж, сквозь такое я бы не пробилась даже в бреду или под воздействием галлюцинаций. Мне бы точно помешала или эта дверь, или колючая проволока.
— А-а, вот и мистер Грин из охранной службы «Ridge Security Solutions».
Мистер Джиллеспи здоровается с тяжеловесным мужчиной в темном костюме. У него на бедре блестит связка ключей на толстом железном кольце. Он держит в руке ящик с инструментами, а под мышкой — большую коробку. Как только мужчина приближается к нам, мой взгляд сразу же падает на нее. Она открыта, и в ней полно свертков поменьше. Даже несмотря на то что этикетка почти полностью скрыта его рукой, я различаю почерк на наклейке сверху. Это мамин почерк.
— Мистер Грин, вы, случайно, не из «Бешеных псов»? — спрашивает Горошинка, и мистер Грин устало усмехается — он явно не первый раз слышит эту шутку.
— Уоткинс. — Он кивает мистеру Джиллеспи. — Это родственницы?
— Да, мистер Грин, — кивает тот.
— Что ж, тогда, наверное, это вам. — Мистер Грин протягивает нам большую коробку, и ее принимает Горошинка.
— Тяжелая! — Она удерживает коробку, подперев ее коленом, а потом замечает то же, что и я. — Это мамин почерк!
Мы смотрим друг на друга, и я забираю у нее коробку.
— Когда? — Окончание вопроса застревает у меня в горле, но, похоже, мистер Грин и так все понял.
— Она прибыла месяцев семь назад. Я подумал, что не должен передавать ее миссис Колсон. Отправка ведь была не на ее имя.
Это правда, определенно. Имя получателя на этикетке написано большими буквами, и я наконец могу его прочитать:
«Моим дочкам»
— Я просто держал ее у себя. Я думал, что, возможно, в один прекрасный день дама, которая отправила коробку, сама объявится и заберет ее. Я никогда ее не открывал, так что не знаю, что внутри. Когда Джиллеспи вышел на связь и сказал мне, что вторая совладелица здания умерла и что ее дочери скоро приедут, я все понял. И поэтому прихватил ее с собой.
Семь месяцев назад… Примерно в то время, когда умерла мама.
Значит ли это, что в коробке мы найдем ответы на все вопросы? Может быть, в ней и его имя отыщется?
— Большое спасибо, что сберегли ее, — говорю я, потому что должен же хоть кто-то что-то сказать, и мистер Грин улыбается, довольный тем, что сделал все как надо.
— Я могу забрать ее в офис, — предлагает он. — Вы вряд ли захотите таскать ее с собой.
— Спасибо, но не стóит. — Я качаю головой. — Эта посылка и так слишком долго ждала встречи с нами, и я не хочу снова ее отпускать. Я думаю, мы справимся.
Пока мы ждем, я думаю, что мы найдем внутри здания — если вообще что-нибудь найдем. Это пугает меня больше всего. То, что мы ничего не найдем. Никаких ответов. Просто пустые комнаты.
Мы стоим в стороне, пока мистер Грин открывает ворота, а потом отвинчивает электроотверткой стальной засов на двери.
— Вы не против?
Он выкручивает последние болты, с некоторым усилием сдвигает скрежещущий засов по кирпичной стене и бросает его на землю. Горошинка подходит и наваливается всей своей худощавой фигуркой на дверь.
Когда боковая дверь наконец открывается, адреналин шипит и вскипает в моих венах — от груди и до кончиков пальцев. Это та же ярко-зеленая дверь, которую я видела ночью, разве что выцветшая и облупившаяся. Тот же странный дверной молоток в форме львиной головы и отсутствие нормальной дверной ручки. Я приподнимаю тяжелую коробку, которую прижимаю к бедру, и покрепче стискиваю ее пальцами. Она настоящая.
Интересно, есть ли в куче папиных альбомов фото этой двери? Рассказывала ли мама истории о молотке в форме львиной головы или о яркой цветной двери, когда я была маленькой? Логика подсказывает, что эта информация могла всплыть из каких-нибудь темных уголков моей памяти, но то, что кажется логичным, далеко не всегда оказывается верным.
Кажется, у моего сердца только что появилась причина снова начать колотиться как сумасшедшее.
— Когда здесь в последний раз кто-то был? — спрашивает Горошинка, аккуратно отводя мою руку от двери.
— В начале восьмидесятых, — отзывается мистер Джиллеспи, — когда Стефани с мужем перевозили вашего дедушку во Флориду. Кажется, это было в восемьдесят первом году… Да, точно, именно в восемьдесят первом.
— Но мы проводили инспекции каждые несколько месяцев, — вставляет мистер Грин. — Последний раз, если верить учетным записям, это было пару недель назад, когда Стефани сказала, что вы собираетесь приехать. Она хотела провести опись.
— Значит, никаких страшных тайн или сюрпризов? — спрашивает Горошинка.
— Нет, если не считать пауков и крыс. Возможно.
— Боже… — Смех Горошинки вспыхивает, точно луч света в темной аллее.
— Вот ключи и фонарики, они вам понадобятся. — Мистер Грин протягивает нам все это на ладонях, словно вручает подарки, и Горошинка принимает их.
— У вас есть доступ на время вашего визита, — говорит мистер Джиллеспи. — Если вам понадобится помощь, любая помощь, вы знаете, где меня найти. Уверены, что не хотите, чтобы коробка побыла у меня, пока вы закончите?
— Нет, но за предложение спасибо. — Мы обмениваемся кивками и ждем, казалось бы, целую вечность, пока двое мужчин дойдут до конца переулка и свернут за угол.
— Луна… — Горошинка смотрит на меня. — Эта коробка с вещами. Она от мамы. Какого черта?
— Знаю, — говорю
