Когда экипаж обрамил собой круглый обеденный стол в кают-компании, Вильма в очередной раз вспомнила, что во вселенной нет тех проблем, которые не могли бы ненадолго отойти на задний план перед апельсинами и треской с овощами от самопровозглашенного шеф-повара Эмиля Кравчика. Апельсины встали для нее на первое место в списке кулинарных предпочтений, потому что именно они били ей в голову сильнее всего, едва по воздуху разнесется кисло-сладкий цитрусовый аромат от сока, брызнувшего из надорванной кожуры. Она положила себе в рот бомбу и невольно прикрыла глаза от взрыва природного вкуса, полученного без помощи специй. В космосе такие взрывы были редкостью, а оттого имели большую поражающую способность.
— Вильма! — вывел ее Эмиль из вкусовой контузии. — Брось апельсин. Аппетит испортишь.
Она опустила взгляд на столешницу, наконец-то наградив вниманием тарелку с остывающей треской. От нее шел по-своему приятный аромат, и она всем своим видом просила, чтобы ее съели, но вид Эмиля явно просил этого сильнее. Кусочек филе, зацепившийся за вилку, отправился Вильме в рот и растаял прямо у нее на языке. Апельсиновое послевкусие слегка портило впечатление, но это все равно было одно из тех блюд, которые не хотелось глотать, чтобы подольше купать вкусовые рецепторы в его соке.
— Напомни мне, — наконец-то сглотнула она, — почему ты стал техником, а не поваром?
— Чтобы дать шанс остальным поварам, — ехидно улыбнулся он в ответ и с чувством удовлетворения принялся за свою порцию.
— Как-то раз он обмолвился, что его кулинарный талант открылся уже после того, как он стал техником, — пробубнил Радэк с набитым ртом.
— На самом деле я в этом не совсем уверен. Всю жизнь меня тянуло на кулинарные эксперименты, стоило мне лишь проголодаться сильнее обычного, но именно в космосе я по-настоящему понял, что питаюсь чем попало, и мне срочно нужно как-то взять в руки собственный рацион, поэтому, однажды утром, когда я, как обычно, ударился макушкой о верхнюю полку…
— Это надолго… — тактично заткнул его Радэк. — Предлагаю насладиться этим рыбным филе молча.
— Кстати, Ленар, — не позволила им Ирма насладиться едой молча, — ты с ними не поделишься новостями, пока мы не отлетели?
— Ты что, уже в курсе всех новостей? — хлестнула ее Вильма недоверчивым взглядом.
— Нет, я скорее в курсе того, что они есть. Ленар меня заинтриговал еще в челноке, но…
— Ладно, дальше я сам, — остановил ее Ленар и промочил свое горло глотком воды. — Да, я приготовил для вас три важных новости.
Это были те самые новости, одна из которых должна была поднять Вильме настроение, но Вильма была уверена, что эта новость поднимет ей настроение лишь по версии самого Ленара. Она обратилась во слух, заподозрив, что после оглашения новостей он не поймет, какая из новостей окажется той самой. Новости в космосе — вообще дурной знак. Космонавты привыкли жить в стабильности, и перемены практически всегда сулили какие-либо неудобства, а иногда внезапную смерть.
— Во-первых, — продолжил Ленар с торжественной интонацией, — к нам скоро присоединится гость.
— Как? — пробежал по лицу Ирмы испуг, и она взглянула на часы. — Нам срываться с места через три часа, а ты предупреждаешь об этом лишь сейчас?
— Он присоединится к нам не настолько скоро. Мы подберем его на окраине системы.
— На окраине? — охватила Вильму тихая паника. — Так это что, весь маршрут теперь пересчитывать?
— Спокойно, дайте мне договорить, — он выдержал небольшую паузу, чтобы убедиться в готовности своих подчиненных слушать молча. — Ничего пересчитывать не будем. Наш гость перепрыгнет к нам прямо на ходу со служебного транспорта.
— Сопровождающий? — задал Радэк первый вопрос по делу.
— Нет, это корреспондент.
— И он не нашел более удобного способа попасть на Фриксус?
— Его цель не Фриксус. Его цель — наш буксир. Ему поручили собрать материал для документалки про межзвездные грузоперевозки.
— Пропаганда?
— В точку.
— Давно пора, — вздохнул Радэк. — Радуйся, Вильма, тебя в кино покажут.
— Я и радуюсь, — равнодушно соврала Вильма, еще не определившись, как на эту новость реагировать. — Это то самое, что должно было поднять мне настроение?
— Нет, вообще-то я ошибочно полагал, что эта новость вызовет у тебя еще больше недовольного ворчания, — Ленар многозначительно прочистил горло. — Вторая новость уже поважнее: официально этой мой последний рейс, а это значит, что на Фриксусе нам предстоит распрощаться.
Никто вечно не живет и никто вечно не летает по космосу. Все это знали, но подобные новости каждый раз являлись для всех неожиданностью, которую требовалось переваривать некоторое время, а до того момента тактично выражать радость за коллегу, который, наконец-то, сможет начать жить настоящей жизнью и даже в открытую ему завидовать. Наступила молчаливая пауза, в течение которой трое человек обдумывали, как бы получше поздравить Ленара с долгожданным освобождением, и лишь Вильма сидела с видом растения, притворяющегося человеком. Она ошибалась. Неуч не был ударом под дых. Вот это было ударом под дых хлестким акцентированным ударом непостижимой силы, который уже был нанесен, и Вильма как раз начала осознавать, что через несколько мгновений отойдет от легкого шока и прочувствует всю гамму чувств от этого удара. В ее груди проснулся давно дремлющий страх. Холодный, липкий, иррациональный. Он прогнал из нее весь аппетит, взболтал мысли в кашу и зазывал к побегу из этой реальности в какую-нибудь другую, менее реальную. Слабохарактерные люди в таких ситуациях сразу хватались за бутылку, но это был не ее случай — у нее под рукой не было ни одной бутылки. Если это была та самая поднимающая настроение новость, то оставшаяся третья новость просто убьет ее на месте. Для одного дня было уже слишком много новостей.
— Жаль, — отреагировала Ирма первой.
Она была в экипаже всего четыре экспедиции, и все это время почти не скрывала, что Ленар был ее любимчиком. Между ними творилось то, что можно было называть нездоровыми рабочими отношениями: из всех подчиненных именно к ней Ленар был строже всего, и порой его строгость проходила по опасной грани, но Ирма смиренно воспринимала это как должное, и, возможно, ей это в нем даже нравилось. Лишь она могла ляпнуть такое, и поэтому Эмиль поспешил сделать ей замечание:
— Лишь ты могла ляпнуть такое. Порадуйся за человека. Он отпахал свои семьдесят лет и теперь сможет порадоваться жизни.
— Я рада его радости, — промолвила Ирма без тени искренности. —
