Мицци ужаснулась. Значит, сейчас приедут молодчики из МП и заберут этого смелого парня.
Директор сказал:
— Дорогая, соедините меня с У-31-433. Живее, прошу вас.
И она решилась. Вся ее неприязнь к наглым парням из МП, к Земмеру, ко всему тому черному, бесчестному миру, который они для нее олицетворяли, сосредоточились в тот момент в быстрых движениях пальцев, набравших номер 003.
— Немедленно выезжайте на завод Земмера… — злорадствуя, слушала она голос директора.
Он назвал адрес и положил трубку. Через окно она увидела, как Земмер, прячась в тени высоких стен, побежал к воротам.
— Жди, жди, — прошептала она.
Минут через десять к воротам завода одна за другой подкатили три пожарных автомашины. Мицци было видно, как, потрясая кулаками над головой, ругался директор Земмер с брандмейстером.
Еще через десять минут Мицци лишилась места. И когда она со слезами на глазах (ох, эти непрошеные слезы!) стояла у ворот и раздумывала, где искать работу, к ней подошел Макс. Он уже знал все.
— Спасибо! — просто сказал Макс и крепко пожал ей руку.
Они познакомились. А вскоре и поженились…
— Да, слушаю… — встрепенулась Мицци. — Нет, что вы, я не спала. Просто я выпила сейчас глоток воды, поперхнулась и не смогла сразу вам ответить… Минут двадцать? Что вы, что вы! Нет, нет, очень прошу вас, не жалуйтесь! Меня тогда выгонят с работы… Спасибо. Сейчас же соединю.
Когда к концу дня Мицци передала дежурство другой телефонистке, она просто удивилась, что все кончилось благополучно. Никогда еще она не работала так рассеянно, как сегодня.
Наскоро закусив, Мицци отправилась в комитет. Обычно по вечерам она избегала выходить из дому — кругом шаталось множество пьяных солдат. Но на этот раз она шла безо всякого страха. Пусть только кто-нибудь посмеет ее задеть! Она крепко сжала рукоятку старого тяжеленного зонтика, который захватила с собой отнюдь не потому, что предвиделся дождь.
В комитете было многолюдно и шумно. Но Хор сразу увидел Мицци.
— Идем сюда.
Он привел ее в кабинет Киршнера. Тот поднялся ей навстречу.
— Садись, Мицци. Сейчас только одиннадцать. Тебе придется ждать целый час.
— А я вам не помешаю? Может быть, мне лучше обождать там, в общей комнате?
— Сиди, сиди, У нас никаких секретных дел нет, скрывать нечего, — усмехнулся Киршнер.
Ровно в двенадцать зазвонил телефон.
— Будапешт, — сказал Киршнер и подал Мицци трубку.
— Милый, ты?
— Я, дорогая, — прозвучало в ответ. — Как дела?
Как изменяло расстояние голос Макса! Или, может быть, он простужен?
— Ты заболел? У тебя такой хриплый голос.
Было слышно, как Макс прокашлялся.
— Да, простыл немного в поезде, — сказал он после недолгого молчания. — Как ты живешь? Скучаешь?
— Очень. Сегодня я так плохо работала, что просто чудом спаслась от увольнения.
Они обменялись еще несколькими малозначительными фразами.
— Дай-ка, Мицци, я с ним поговорю, — сказал Киршнер. — Что-то вы оба растерялись, как жених с невестой.
Он взял трубку.
— Алло, Макс. Это Киршнер. Когда начнется конгресс?
— Завтра.
— Готовишься к выступлению?
— Ага…
В трубке что-то щелкнуло, заскрипело, и сколько Киршнер не дул в нее, никто не отвечал.
— Будапешт кончил разговор, — сказала междугородняя.
Мицци пошла домой расстроенная. Нет, Макс совершенно не умеет разговаривать по телефону. Ни единого теплого словечка. У-у, противный!
И тут же она забеспокоилась. Макс простужен. Не серьезно ли это? Ведь он никогда не скажет, что болен, все отшучивается.
Хор, провожавший Мицци до дома, потешался над ее опасениями. Что она волнуется? Пройдет еще два дня, и вернется ее Макс обратно целым и невредимым. Ну, с насморком, подумаешь, какая болезнь. …Какой подарок обещал он привезти из Венгрии?
Но Мицци лишь тяжело вздохнула. Не надо ей никаких подарков, лишь бы только Макс вернулся здоровым.
…Была уже глубокая ночь, когда Киршнер закончил дела в комитете. Дома он вспомнил, что еще не обедал. Осторожно, чтобы не разбудить жену и детей, налил из термоса в чашку горячий кофе.
Отпивая глоток за глотком, Киршнер стал просматривать газеты. Днем не хватило времени.
Его внимание привлекла небольшая заметка в американской «Винер курир». Удивившись, он начал листать другие газеты. Так оно и есть! Сегодня многие правые газеты поместили сообщение о предстоящем конгрессе сторонников мира в Венгрии. В заметках говорилось также и о том, что на этом «коммунистическом» конгрессе будет присутствовать гость из Вены — «известный коммунист» Макс Гупперт.
«Удивительно, — подумал Киршнер. — Обычно ведь они старательно замалчивают такие вещи».
Он долго сидел, погрузившись в раздумье. И лишь когда на востоке занялась заря, Киршнер начал укладываться спать.
МЕРФИ ПРИХОДИТ В ЯРОСТЬ
Легко спросить «за что вы сюда попали?». Но как мог Макс ответить на этот вопрос?
— Я лучше расскажу вам, как я сюда попал. Остальное и для меня неясно.
Он подробно изложил соседу по камере свою печальную историю. Фрелих не прерывал его. Лишь когда Макс кончил, он спросил:
— Как же вас зовут?
— Макс Гупперт.
— Гупперт… — Фрелих наморщил лоб, силясь что-то вспомнить. — О вас, по-моему, была статья в журнале «За мир». Насчет вашей работы на вагоностроительном, кажется.
— Была такая статья, — сказал Макс. — Примерно год тому назад.
— Да, не позже. В то время меня и арестовали.
— Как! Вы уже сидите здесь целый год?
Макс подумал, что ослышался, но Фрелих подтвердил:
— На днях исполняется год. Вы думаете, что Си-Ай-Си скоро выпускает тех, кто попался в ее руки?
У Макса кольнуло в сердце. Значит, и ему… Пронеслись мысли о Мицци, о товарищах… Но он отогнал тревогу. Ведь у Си-Ай-Си не могло быть никаких оснований, чтобы задержать его, решительно никаких.
— А за что же вас посадили? — спросил он у Фрелиха.
Тот невесело усмехнулся.
— Знаете, на этот вопрос мне так же трудно ответить, как и вам. Может быть, вам что-нибудь скажет моя настоящая фамилия. Меня зовут Герман Марцингер.
— Вот как! — Макс не мог сдержать возгласа изумления. Это имя знала вся Австрия.
Марцингер был молодой талантливый писатель. Он держался прогрессивных взглядов, хотя и не был коммунистом. С год назад он исчез при загадочных обстоятельствах. Проведенное следствие не дало никаких результатов.
