грудной младенец тянется к яркой погремушке. Книги по искусству в нашей семье доступны детям, я их не прячу и не закрываю на ключ, чтоб, не дай бог, дети не порвали. Яркие, цветные альбомы с репродукциями исподволь развивают от рождения вложенную в каждого человека способность испытывать эстетическое наслаждение.
Меня расстраивают разговоры о том, что вот, мол, хорошо другим, у них способные дети, а у меня — неспособный. Да еще и при ребенке: «Вон он какой тупой, неспособный, хмурый». Будешь хмурым, если тебе без конца твердят о твоей неполноценности. У моей соседки сынишку-первоклассника не взяли в кружок «Умелые руки» при школе — способностей нет, сказали. Да какие-такие необыкновенные способности нужны, чтоб склеить игрушку из бумаги или аппликацию сделать? Ну пусть криво, пусть косо — ведь и руки не сразу научаются быть умелыми, и душа должна учиться пониманию прекрасного. И как же узнать склонность, если не пробовать? Ранняя профессионализация, может, и не плохая вещь, если будущая профессия угадана правильно, а если нет? Да и кроме того, в жизни нам многое приходится делать непрофессионально, но умело. Я, например, не повар, но готовить-то мне приходится, и я с интересом этим занимаюсь, и дети тоже. Пирог испечь, печенье, пирожные сделать — и мальчики, и девочки на кухне. А ведь пирог не только вкусным, но и красивым быть должен — украшаем его узорами, надписями. В каждое, даже мелкое бытовое дело приходится вкладывать частичку души — так для этого душа не должна быть пустой. Любое детское увлечение работает над ее развитием, и отдача будет не только в будущем, но и сейчас. Ну, например, банку консервную открыть, или гвоздь забить, или лампочку ввернуть — это дело техническое, а значит, Санино. Или, например, его новое увлечение — растения. Предлагает: «Мама, сейчас зелени нет, а давай мы вырастим на окошке салат». Посеяли, а Маня тоже захотела что-нибудь вырастить: посадила лук и сельдерей. Полезно и потому, что витамины, и потому, что красиво — за окном снег, а у нас листики салата взошли, и потому, что дети чему-то научились, и, наконец, потому, что не только для себя это увлечение, — я никогда не забываю подчеркнуть: «Ну-ка, где у нас Маня? Пойди собери урожай со своего лука». А расписать футболки девочкам — ни у кого таких не будет — это Настино увлечение работает. Манина подружка вяжет — как же Мане отстать? Пока совсем не получается, но ей хочется, она старается — глядишь, и получится. И не оторвет ее это новое увлечение от музыки, наоборот, поможет воспитанию усидчивости, аккуратности, а то она вертушка, непоседа, все ей хочется побыстрее. Мир, в котором мы живем, такой прекрасный, такой удивительный, в нем столько притягательного для малыша. Дайте ему пробовать и ошибаться, не принуждайте его, а следуйте за ним в поиске себя, чтоб все, что в нем заложено, раскрылось на радость ему и вам тоже. Не только и даже не столько к профессиональной деятельности надо готовить сына или дочь, а вообще к жизни среди людей, к соотнесению себя, своего поведения и одежды с окружающими. Именно общее развитие, в том числе и эстетическое, поможет вашему ребенку быть любимым и товарищами в школе, и его будущими коллегами, а этого так часто не хватает «омагнитофоненному», джинсовому с ног до головы юному перспективному спортсмену. Завидуют ему — да, бывает, подражают и подчиняются — тоже да, но при этом не любят, и ему некого полюбить в ответ.
То, что увидит, поймет, почувствует ребенок в детстве, тот мир всечеловеческой культуры, в который он войдет робким новичком за руку с мамой, или папой, или со старшим братом, останется в нем на всю жизнь. Это бесплатное богатство станет его опорой в жизненных трудностях, поможет осознать себя человеком среди людей. А профессия — он выберет ее сам, когда придет время.
Мне вообще кажется, что в постоянных разговорах о выборе профессии по призванию есть что-то неправильное, показушное. Когда 19-летний мальчик на вступительных экзаменах заявляет: «Педагогика — мое призвание», мне всегда хочется возразить: «Полно, так уж и оно?»
Что это такое — призвание? Может ли быть призванием работа сантехника? И чем занимаются в наше время люди, чьим призванием были профессии бортника, сбитенщика, соколятника? Ямщики по призванию пошли в шоферы, а соколятники по призванию работают зоотехниками? Призвание — слово высокое, как талант, и не к каждому оно применимо, но это не значит, что все, кто «без призвания», работают кое-как, скучно, нетворчески. Не может быть призвания к тому, чего не знаешь, и главное, чему мы должны учить юношей и девушек — умению узнавать и находить радость в узнавании нового. Мне всегда грустно, когда, услышав от меня, что по данному вопросу в науке есть три точки зрения, студенты просят: «Скажите нам, какая правильная, зачем нам остальные?» Это наша вина — мы, взрослые, не научили их, что ненужного знания не бывает, что творчество — дитя ремесла, т. е. знания, умения. В каждом деле — свои секреты и свои мастера, по праву гордящиеся своей работой.
Как-то в пионерлагере наш отряд дежурил на кухне, а на обед была картошка с селедкой. В замешательстве смотрели мы на груду грязной посуды — как мыть? «А надо в холодной воде с хозяйственным мылом», — посоветовала повариха. Попробовали — получилось. «Спасибо за совет», — поблагодарили мы ее. А она с гордой улыбкой: «Недаром же я 6 лет работала посудомойкой!»
Двое мужчин явно случайно разговорились на автобусной остановке. И один рассказывает другому: «Это было, когда мы делали космическую ракету». — «Ты проектируешь космическую технику?» — с уважением спросил собеседник. «Да нет, игрушечную, я инженер на заводе игрушек». — И в ответ на разочарованное «А-а» запальчиво: «А ты что думаешь, это просто? А ты попробуй, чтоб и крепко, и красиво было, и стоило копейки!» И они правы — и посудомойка и инженер, хорошо сделанная работа — законный повод для гордости, для осознания себя человеком.
Мы учим детей, что творчество — это кино, театр, книги, но во всех этих случаях творят актеры и операторы, помощники режиссера и художники, а мы — зрители и читатели — только потребители творчества, не более. «Пусть он повторит то, что я сказала, и я поставлю ему хорошую отметку», — объясняет учительница маме своего ученика. Когда-то кто-то так ее учил, и она сама повторяет то, что прочла в книжке. Прочитал — рассказал — повторил — а потом определил свое призвание — повторять другим и сопоставлять их ответы с эталоном — собой. «Учитель — массовая профессия, не могут же все быть творцами — Макаренко и Сухомлинским», — возражают мне, когда я говорю о необходимости повседневного творчества. Но не так давно массовой «профессией» в России было крестьянин и крестьянка, и именно руками крестьянских женщин вышиты те произведения искусства, которыми мы восхищаемся в музеях: одежда создавалась руками безвестных женщин, всех без исключения. Помню, как рассказывала мне старушка в деревне: «Зимой начнешь ткать, а сама думаешь: „А как другие?“ Платок накинешь, всех обежишь, посмотришь и стараешься, чтоб не так, чтоб по-своему». Прялка — подарок жениха невесте, и уж каждый, конечно же, старался удивить свою суженую, сделать как ни у кого. Человек с детства был окружен единственными в своем роде предметами — от полотенца до резного конька на крыше родного дома. Те, кому довелось слышать подлинные народные песни, «не обработанные мастерами», наверняка обращали внимание на их важнейшую особенность: они как бы каждый раз сочиняются заново, те, кто поет, как бы соавторы их создателя.
Творить может и должен каждый, этим человек отличается от животного, и если не научить творчеству, то, говоря по-старинному, душа будет тосковать неизвестно о чем. Я часто думаю — не от того ли так широко распространен пресловутый «вещизм», что это самый примитивный, но все же один из видов творчества — «добыть» дефицитные тряпки и «создать» свой облик человека, «умеющего» что-то.
Если возможно быть творцом в шахматах и в математике, то и бухгалтером быть интересно. И разве работа портнихи не сродни искусству живописи? А серый, рутинный труд есть в самой наитворческой профессии. На всю жизнь я запомнила, как мы в студенческие годы решили подработать и устроились в массовку: «Ой, как здорово, ночные съемки и всех артистов увидим». Мы думали — эта ночь не кончится никогда. «Ну-ка, девочки, повеселей, повеселей, не спать», — тормошили нас «киношники». И снова, и снова, и опять та же, та же, та же сцена, а глаза закрываются, а надо опять ликовать, и хлопать в ладоши, и весело смеяться — естественно и заразительно. И всех нас поразили мужество и человечность Юрия Никулина, снимавшегося в главной роли. После бесконечных повторов, когда наступала пауза, потому что от пота подтаивал грим и его надо было обновить, он находил в себе силы подумать о нас, чьи лица на полминуты неразличимым пятном пройдут по экрану, он смешил и развлекал массовку.
«В жизни всегда есть место подвигу», — объясняем мы детям, но и творчеству — тоже всегда. Вот молодая женщина с сыном лет пяти стоит в очереди за зарплатой. «Мама, зачем мы здесь стоим?» — спрашивает мальчик. «За деньгами». — «А почему их тебе дадут?» — опять спрашивает он. «Заработала». — «Ты работаешь в этом доме?» — не успокаивается сын. «Нет, в другом, здесь я только деньги получаю». Вопросы явно мешают ей о чем-то думать, отрывают ее. «А тогда почему…» — «Да замолчишь ты наконец, что ты ко мне пристал», — раздраженно взрывается мать. Главное дело ее жизни —
