...Они упали в какую-то яму, вжались во влажный мох. Наверное, когда-то это был партизанский блиндаж. Еще два громких хлопка - теперь уже издалека - и тишина. Более менее отдышавшись, он спросил:
- Тебя как звать-то?
- А... ах, разве... уф-ф-ф, это... эх-х-х... аф-ф-ф... важно?
Она еще задыхалась, ведь бежали они долго и безумно - как зайцы. Женщина, лет двадцати семи, смотрела на него изучающе. Хотя - чего смотреть? Он хотя бы аутентичен лесу: плотные джинсы, кроссовки, толстовка. А женщина - вообще полный абсурд ходячий: ее тело, с намеком на полноту, уже начинающее утрачивать обаяние пышущей флюидами юности, упаковано в синее длинное вечернее платье, с идиотским декольте и нелепыми рюшками на плечах и груди. Собственно, это вся верхняя одежда, она даже босиком - верно, туфли скинула, когда бежали. Ноги жестоко ободраны в кровь, колготки в нескольких местах разъехались... Ей стало неловко оттого, что он на нее пялится, она одернула изрядно загрязнившееся, все в приставших рыжих сосновых иглах, платье (тогда чего сама-то его глазами обыскивала...). Он снял толстовку, подал спутнице:
- На. Замерзнешь.
- Даже не надейся... - Ответила она резко.
Тем не менее толстовку взяла, прикрыла ею плечи. Наконец, и она уняла дыхание, но ей стало зябко, она задробила зубами. Наверное, нервная дрожь, отходняк.
- Меня Егором зовут. - Он соврал. Сам не понял, почему.
- Ну, коли так... мужчинка. Тогда я Элеонора.
- С чего взяла, что я не Егор?
- Дак, у тебя на лбу написано. А ну-ка...
Женщина протянула руку, старательно вытерла его лоб:
- Испачкал, чудак. Какая фиг разница, как нас зовут. Все одним миром... мазаны.
Когда она двинула голой рукой, от нее пахнуло духами. Такими терпкими, резкими, немного отталкивающими. Эдаким амбрэ себя окропляют молодящиеся старухи. К бальзаковскому аромату подмешивался кислый запах женского пота. Он вгляделся в круглое, почти детское лицо. Курносая, дивчина с раскосыми зенками, эдакая аппетитная баба, блондинка угро-финского происхождения, с трудом скрывающая при помощи косметики свой простецко-деревенский тип. Ну, явно "не его" формат - на улице даже не глянул бы.
- И что делать будем? - Спросил он, отведя глаза к небу.
- А что надо?
- Ну, как... наверное, надо, что ли куда-то идти. К людям.
- К людям, говоришь... а надо?
- И куда же еще?
- В никуда.
- В никуда из ниоткуда?
- Ну, типа того.
- Ты уверена, что они отъе... - он произнес нехорошее слово.
- Уверенны только мудаки. А ты, чаем, не мудак?
- А что - похож?
Она прищурилась, ухмыльнулась:
- Да нет. Не очень.
- А ты похожа.
- На дуру?
- Нет. На жертву капитализма.
- Хорошо.
- Что - хорошо?
- Что не на жертву аборта. Хотя... У тебя деньги есть?
Он пошарил по карманам. Улыбнулся почему-то, как блаженный:
- А ведь все отобрали, с-скоты. - Он обратил внимание, что на указательном пальце правой руки у нее перстенек, а на шее тонкая золотая цепочка с блестящим камушком. - Зато у нас есть брулики.
- У нас? Ты перегибаешь. Покурить бы, блин. Ты, небось, спортсмен - не куришь...
- Почти угадала. Не спортсмен, а не курю. Бросил. И тебе советую.
- Страна советов. Ладно. Пошли, что ль...
- И ты знаешь, куда?
- Ну, сказано же: в никуда.
К лесу задом
Егор и Эля (условимся, что их все же зовут Егором и Элеонорой) тащились по лесу часа три - очень осторожно, прислушиваясь во всякому звуку. Женщина отказалась одеть любезно предложенные мужчиной кроссовки, гордо ступала босиком. Впрочем, по ее поступи было заметно, что опыт хождения без обуви по пересеченной местности у нее таки есть.
Вообще, Егор не без удовольствия отметил, что она не капризная, какими обычно бывают огламуренные фифочки. Да и пацанов таких немало... инфантов. По Элиному поведению совсем не было заметно, что ночью они пережили тако-о-ой стресс, что не приведи Боже. Ведь еще относительно недавно эта женщина - да и он, впрочем, тоже - скользила на грани жизни и смерти. А судьба, однако, к ним пока что благоволит... Идти, может, было не так тяжело, но с каждым новым шагом все больше хотелось жрать. Сейчас середина августа, хорошо еще, не жарко, да и комарье не донимает. Но ведь ночью придет холод, ночь под открытым небом - это совсем не в кайф.
У женщины были несколько иные мысли: "Блин, как достали все эти самцы! Сказать бы этому... чтоб уматывал своей дорожкой. Так небось обидится, каз-зёл. Одежду бы нормальную раздобыть, да сколько-то денег. Уф, я б щас душ приняла, а то чумазая как Гаврош. Не-е-ет, в цивилизацию сейчас нельзя. ОНИ найдут, сволочье эдакое, и все конечности поотрывают. А потом в землю зароют. Живьем - с них станется. Найти бы такое место, где можно пересидеть. А этот... он, если отвертеться от него, попадется, блин, и заложит - как пить дать. Тут надо хитрее..."
Егор по мере захвата желудком мысленной деятельности становился все злее и раздраженнее. В сущности, он совершенно случайно встал на защиту это дуры, за что и пострадал. Еще вчера вечером у него была обычная жизнь. Да, его занятие не слишком дружит с законом, но до сей ночи жизни его никто не угрожал. Все изменилось в одночасье. Всегда говорится: не рыпайся, не делай резких движений - и все у тебя будет чики-чики. Выпендрился тут... пожалел бабу. Если бы ЭТИ спустили собак - они бы вдвоем давно уже превратились бы в кормовую базу. Но ОНИ почему-то собак не спустили.
Эля шикнула на него, они пригнулись - и тут же провалились в папоротники. Почти тут же послышались шаги. Шли несколько человек, метрах, наверное, в семидесяти. Люди, мужчины, тихо между собой разговаривали. Расслышать можно было только отдельные фразы: "Достало... придет смена, наконец... а какая фиг разница... шлепнуть на месте - а потом сказать: необходимая оборона... не заливай... не, не уйдут..." Ну, и мат, конечно. Тут кто-то из них воскликнул приказным тоном: "Следы!" Они остановились, затихли. Из папоротников ничего не видно, и пауза длилась слишком долго - почти бесконечность.
Наконец, один из них произнес: "Может, грибники..." - "Ну-ка..." Послышался металлический лязг - и тишину предосеннего леса пронзили щелчки. Тут же по папоротникам заполосили, сшибая ветви, горячие волны. Эля, вжавшись в землю, смотрела на Егора умоляюще. Что-то пронзило землю возле лица мужчины, вздыбилась
