— Ловим её! — азартно взревели остальные, кинувшись взбираться по склону. — Не упустите из виду!
Я в страхе бросилась бежать обратно в нору. Поскальзываясь на рыхлой земле заплетающимися лапами, домчалась до дна и быстро обернулась.
— Она здесь! — Раздался крик, полный жестокой радости, и тёмная фигура затмевает собой солнечный свет, льющийся из входа в нору. — Попалась, тварь!
Внутренности словно окатило ледяной волной и я, дрожа всем телом, ринулась к замаскированному мамой узкому лазу, который она заставила меня вырыть самостоятельно сразу же, как только мои лапы достаточно окрепли. Едва протиснувшись внутрь, доползла до самого низа и свернулась клубочком, боясь даже громко дышать и не отрывая глаз от кажущегося таким близким входа в укрытие.
Забравшиеся же в наш дом гуаты не переставали громко переговариваться.
— Да кудаж она подевалась, дрянь!
— Сюда свети, сюда! Здесь нора!
— Да тут до Ляди этих нор! Везде дыра, куда ни ткнись!
— Виверны учат свой молодняк рыть норы с самого детства, — вдруг произнёс сосредоточенный голос убийцы моей мамы. Пусть я не понимала, о чём они говорят на своём языке, но его голос мне теперь не забыть никогда. — Причём в родовом гнезде много обманок, а настоящий только один, и он чаще всего сквозной и ведёт прочь. Но судя по размеру той твари, она ещё мелкая и не способна создать такую, так что она где-то здесь, в одной из этих нор.
— И как мы её найдём, Аршер?
Собеседник усмехнулся.
— Выманим. Тащите сюда пламенку.
Крики. Гомон. Смех. Пляшущие на стенах тени двуногих монстров. Они заливают в нору какую-то резко пахнущую жидкость и хохочут от радостного предвкушения.
Лапы становятся мокрыми, я начинаю задыхаться от едкой вони, забивающей ноздри.
— Огня! Несите огня!
Яркая вспышка и вдруг от входа несётся волна яростного пламени, в мгновение ока жадно охватывающая всё тело, от лап до хвоста.
Больно! Больно!! БОЛЬНО!!!
Из глотки наружу рвётся вопль страдания и нестерпимой боли.
Мама! Мамочка!! ПОМОГИ МНЕ, МАМА!!! МАМОЧКА-А-А-А!!!
Охваченная безумием я стремительно ползу по огненному ручью наверх, вываливаюсь наружу и практически сразу меня отшвыривает ужасным ударом по рёбрам к самой стене. Рухнув на землю, я загребаю лапами землю, пытаясь сделать хоть малейший вздох…
— Ща я её кончу!
— Притормози! — одёргивает его Аршер и, присев на корточки, внимательно присматривается к горящей рептилии. — Да она не зверосилпат! Простое животное… А ну, давай-ка, погасите пламя и колданите на неё исцеление, чтоб не подохла! Возьмём живьём…
Ужасающая боль на мгновение стихла, наступила тишина и со всех сторон хлынула тьма, потопив моё сознание, но она вскоре развеялась и я оказалась в тесной клетке, а вокруг столпились горячо спорящие гуаты.
— Древние с тобой, Аршер! — скривился толстяк в дорогих одеяниях и в небольшой, искусно вышитой шапочке на голове. — Ты шибко много загнул за эту зверушку! Даю половину от озвученной цены!
— Кончай ломать комедию, Магнус, — буравя его тяжелым взглядом, ответил воин. — Схватить живого дитёныша чёрной виверны большая удача, и мы оба понимаем, что ты выжмешь её по максимуму и поднимешь в сотню раз больше тех монет, что я запросил. Поэтому если не хочешь, чтобы я пошел со своим предложением к Ларсу, развязывай кошель.
— Да ты глянь на неё! — сделал последнюю попытку сбить цену Магнус. — Онаж обжаренная и еле живая!
Словно ожидая подобного вопроса, Аршер кивнул своим людям и они нависли надо мной. Длинные острые палки втыкаются в тело со всех сторон и вызывают жгучую боль. Мне страшно, мне очень страшно. Я пытаюсь убежать, но лишь раз за разом ударяюсь о крепкие стенки решетки.
— Видишь, вполне резвая малютка, — жестко усмехнулся убийца моей матери. — А её внешний вид и здоровье поправишь уже сам, кудесников для этого у тебя куча. Но так как ты меня достал, я ещё в четверть увеличиваю цену за неё.
— В четверть?!! — взвыл Магнус.
— А теперь в половину, — прищурившись, холодно процедил Аршер.
— Хорошо, хорошо! — вскинул руки толстяк. — В четверть так в четверть…
Когда торги завершились и Аршер покинул шатёр, хозяин подозвал вечно пахнущего алкоголем дрессировщика Капица.
— На полное восстановление эту крошку. Потом найди ей крепкую клетку и начинай обучать послушанию. Я хочу, чтобы со следующей недели она уже выступала с остальным зверьём. И Живодёра ко мне позови. Узнаем, что в тебе самого ценного и наладим продажу. — Магнус шагнул к клетке и нагнулся, с улыбкой рассматривая своё новое приобретение. — Древние храни магов да алхимиков, способных восстановить любой вырванный орган…
Глава 7. Часть 3
***
Тьма. Тьма, страх и ненависть заполонили собой всё моё естество, и моё сознание захлебнулось в них.
Ненавижу…
Сузившимися зрачками я обвожу взглядом смеющихся гуатов и их мелких выродков, безудержно хлопающих в ладоши и радостно вопящих. Они с ужасом и восхищением смотрят на меня, даже не подозревая, как сильно мне хочется броситься на них и разорвать в клочья…
Ненавижу…
Вновь клетка. Толстые, железные прутья решётки, которые не раскусить моим зубам, и деревянный пол. Когда-то давно я пыталась расцарапать его когтями, но внизу оказались всё те же прутья. Прошло много времени, прежде чем я, наконец, смирилась и прекратила попытки сбежать из этой тюрьмы, в камере которой едва хватает места, чтобы сделать несколько шагов…
Ненавижу!..
Мерзкие, раскрасневшиеся от усталости, удовольствия и дурно пахнущего пойла лица тех, кто называет меня своими хозяевами. Они вновь и вновь приходят ко мне с другими двуногими гуатами, пьют, скалятся в улыбках и звенят мешками, доверху наполненными сверкающими плоскими кругляшами. А потом их встречи всегда заканчиваются одним и тем же — болью. Ужасающей, нестерпимой болью. Они вырывают мне чешую, когти и зубы, кромсают плоть и изымают органы. Но эти звери не дают мне забыться в забвении или умереть. О, нет! Их шаманы поддерживают во мне жизнь, а после, когда истязания, наконец, заканчиваются, моё изуродованное тело бросают обратно в клетку и меня отпаивают вкусной водой, от которой восстанавливаются кости, вновь появляется мясо и органы, растёт новая чешуя, когти и зубы.
А потом круговорот страданий неизменно повторяется вновь…
Ненавижу всех в этом отвратительно жестоком мире!!!
Всех, кроме неё…
Я помню, как ноздрей впервые коснулся нежный, ореховый запах тела. Он чем-то напомнил аромат скорлупы и родной чешуи мамы, в которую впиталась свежесть зелёных гор. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, я открыла глаза и увидела сидящую у своей клетки девочку. Сначала я напряглась и подумала было, что это гуатка, но, присмотревшись внимательнее, поняла, что это не так: хоть она и напоминала человеческое дитя, её глаза были подобны моим, с вертикальным зрачком, только песчаного цвета; кожа была серая, не как у гуатов, уши слегка заострены, тёмные волосы по плечи, а на лбу несколько небольших наростов, вроде маленьких рожек, как у ящеров, и покрытый крохотной
