Спустя час Геныч дрыхнет на моём матрасе, напрочь позабыв о тех, кому приказал раздеваться до безтрусов в ожидании его приезда.
— Надеюсь, мы договорились? — спрашивает Тимон.
— Ты боишься, чтобы твою сестрёнку не обидели? Я тебя услышал, но не подходить к ней даже не проси, она мне нравится.
— Завтра я заберу её из универа и увезу на несколько дней. У вас обоих будет время подумать. И имей в виду, Макс, — Тимон понизил голос, — я найду для Марты десяток аргументов против твоей кандидатуры. Возможно, ты отличный парень, но не для моей малышки.
Едва угасшее желание подрихтовать Тимоновскую морду вспыхнуло с новой силой.
— И как она только выдерживает вас всех троих? Небось, не знает, куда от ваших советов сдёрнуть. У вас ещё одной сестрёнки нет, чтоб Синеглазку разгрузить от вашей неусыпной заботы?
— Нет, — Тимон посмотрел на меня как-то странно, — больше у нас сестрёнок нет, поэтому забота о Марте не ослабнет, можешь на это не рассчитывать. Особенно сейчас, когда я познакомился с тобой и твоим замечательным другом Геннадием.
Тимон давно ушёл, время близится к утру, а от пятой чашки крепкого кофе бодрости ни в одном глазу — одна горечь, привкус которой подбирается к органам чувств. Умом я понимаю, что чёртов Тимон прав, не желая для своей сестры такого, как я. Я бы и сам не пожелал своей сестре такого счастья. Только фишка в том, что у меня нет своей сестры, но я очень хочу чужую.
— … Весна идёт, весне доро-огу-у-у! — уже, наверное, в пятидесятый раз за сегодня запевает Геныч.
К встрече весны мой друг подготовился, как к зимовке, забив мой новый холодильник продуктами так, что тот с трудом справлялся с охлаждением. Будучи очень щедрым, Геныч нуждался в постоянном контроле, иначе по доброте душевной мог совершенно опустошить карманы возле несчастной бабульки, сидящей с кружкой у церкви. А с призовых он был просто неудержим в стремлении одарить своих близких, а попытку возместить его затраты воспринимал как лютое оскорбление.
К счастью, близкими Геныч считал не многих. Даже сейчас осознаю, как мне повезло, несмотря на то, что мечтаю соорудить для него звуконепроницаемый кляп.
— Журчат ручьи-и-и, слепят лучи-и-и! И тает лёд и сердце та-ает! — завёл по новой Геныч.
Я подозреваю, что с похожими воплями по весне просыпаются медведи. Один из них сейчас готовит на моей кухне курицу по особому рецепту, пока я в ванной комнате подключаю новую стиральную машинку. Геныч уверен, что справился бы с этим гораздо быстрее меня, но я точно не смогу приготовить курицу, поэтому каждый из нас занят тем, что ему по силам.
— И даже пень в апрельский день… — друг прибавляет звук, когда я вторгаюсь на его территорию.
— Слышь, если ты сейчас не умолкнешь, соседи вызовут ментов. Далеко ещё до апреля, через месяц на природе споёшь, — увещеваю я, потому что голова уже реально начала гудеть от этого рёва.
— И даже пень в весенний день берёзкой тоже стать мечта… — Геныч поймал мой взгляд и резко заткнулся. — Вот вечно вы с Жекой не даёте мне раскрыть душу, и даже мама просит меня петь про себя. Где справедливость, Максимушка?
— Её нет, брат! Смирись, оперетта — это не твоё.
— Думаешь? Ладно, тогда бери нож и режь помидоры.
Петь Геныч прекратил, но по-прежнему продолжал мычать себе под нос навязчивый мотивчик, создавая удивительно позитивную атмосферу.
Несмотря на то, что по календарю весна наступила только сегодня, со мной она случилась два дня назад — февральским вечером во время грозы. И это был первый весенний день после затяжной лютой зимы, в которой я замерзал последние полтора года.
А ощутил бы я её вообще, не возникни на моём пути синеглазая девчонка Марта с незабываемой рваной дыркой на джинсах?
Сегодня я вспоминаю Синеглазку целый день — с той минуты, как проснулся и увидел на экране телефона «1 марта». Да, Марта у меня действительно первая и, надеюсь, единственная. И хочу верить, что моя.
С того памятного вечера Синеглазку я больше не видел. Тимон, чтоб его, выполнил своё обещание и спрятал от меня девчонку на все выходные. Куда? Да какая разница, если уже завтра ей в универ, а значит, вылазка подходит к концу. И теперь вразрез со всем трудовым народом я с нетерпением жду понедельника.
— Максимка, отлипни, наконец, от окна, а то ты эту несчастную помидорку в томатный соус уже превратил, — усмехается Геныч. — Щас ещё Жека с подзорной трубой подгребёт и вы уже вместе присядете, как две кумушки, и будете таращиться — он вверх, на соседнюю крышу, а ты вниз. Что ты её караулишь у подъезда, когда можно выйти на балкон и глянуть, не горит ли свет в соседней хате?
От неожиданного разоблачения у меня даже кровь прилила к лицу. Кажется, в последний раз я краснел, когда воспитательница в детском саду застукала нас в туалете со спущенными штанами. Тогда я пытался доказать пацанам, на сколько миллиметров они не дотягивают до права дружить с Анечкой Соколовой.
— Слышь, кухмейстер, обрати лучше своё всевидящее око на курицу, а то что-то горелым попахивает, — недовольно ворчу на дотошного Геныча.
— Вот не надо грязи, сынок. У тебя ещё рёбра не зажили, чтоб отцу Геннадию указывать.
Вот чёрт, он мне Тимохин хук, похоже, никогда не забудет.
— Геныч, скажи честно, если бы у тебя была сестра и она бы мне нравилась, ты был бы против, чтобы мы…
— Да типун тебе на язык, какая сестра? Боюсь, если бы несчастная крошка была похожа на меня, то из мужиков её любил бы только я. Так что помолимся, брат, за то, что у меня нет любимой сестры.
Звонок в дверь заставил нас обоих посмотреть на часы.
— Жека на вертолёте, что ли, добирался? Похоже, Геныч, всем не терпится вгрызться в твой куриный шедевр.
— Ну, пусть пока остужает лопасти и телескоп настраивает, — Геныч направился в прихожую встречать друга, а я снова уставился в окно.
Женькиной машины около дома не наблюдалось, и внутри трепыхнулась надежда — Синеглазка? Ну, а кого мне ещё ждать?
— О-о, пришла срамота — отворяй ворота! — громко прокомментировал Геныч, и в кухню вплыла Ирка.
— Я не понял, а что ты
