Глава первая
В салоне самолёта было шумно. Люди вопили, кричали и бесконечно болтали. Их голоса звучали так громко, словно они старались перекричать друг друга. У кого-то громко плакал ребёнок, его мать уже выясняла отношения с другой матерью, которая зачем-то пыталась уложить спать своего неугомонного сынишку, лет шести. Какой-то парень нервно требовал у стюардессы водки и грозил, в случае невыполнения его желания, позвонить отцу, который настолько крут, что позволяет сыну летать в обычном эконом-классе. Но больше всех шумела семья из пяти человек, где средних лет женщина и совсем пожилая дама яростно ругали девушку лет двадцати, за которую то и дело несмело вступался длинный худощавый мужчина.
Я закрыла глаза, тяжело вздохнула. Эта крикливая обстановка начинала меня бесить. Мы уже минут сорок торчали в самолёте на полосе, ожидая разрешения на взлёт. Что-то там не заладилось у авиакомпании, и нам никак не разрешали отправиться в долгожданный полёт.
Я развернула свой TWIX и откусила кусочек, глядя в иллюминатор. За бортом Боинга сиял май. Над терминалом аэропорта голубел нежный пастельный небосвод, солнечные блики сияли на фюзеляжах стоявших неподалеку самолётов и видневшихся вдалеке автобусах аэропорта.
- Света! - резкий голос матери заставил меня вздрогнуть, и раздраженно вздохнуть.
Я терпеть не могла, когда меня звали 'Света'! Все мои друзья отлично знали, как меня это бесит, и поэтому для всех я всегда была Лана. Только учителя в школе обращались ко мне 'Светлана'. Всё! И никаких 'Светок'!
- Светлана! - исправившись, требовательно обратилась мама.
Я обернулась, взглянула на неё.
- Что у тебя в руке? Почему ты всё время топчешь всякую гадость?
- Мама, пожалуйста... - я закрыла глаза и устало скривилась. - Не начинай, мне и так паршиво!
- Тебе паршиво потому, что ты не слушала ни меня, ни отца, ни других старших, - назидательно проговорила мама. - Вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, как следует, ты всякой ерундой страдала! То с друзьями в клуб, то с этой Машкой по магазинам, то со своим Антоном...
- Мама! - предупреждающе воскликнула я.
С предпоследнего Воскресения, я категорически не хотела слышать никакого упоминания о своем бывшем парне. С того самого дня, как я застукала Антона с Машей в одном из кафе, на Большой Бронной. Мои, вторые в жизни, отношения закончились банальной и донельзя клишированной ситуацией с двойным предательством!
Теперь у меня ни парня, ни лучшей подруги! И ведь самое обидное, что перед этим я уже две недели думала, как поудобнее сказать Антону, что мы, видимо, не созданы друг для друга, и будет лучше закончить наши отношения за тихой беседой, непринужденно прогуливаясь по вечернему городу. Я хотела, чтобы всё прошло как можно более мирно и спокойно, чтобы мы просто вспомнили всё что было, поговорили по душам, потом он подарил бы мне цветы, проводил до дома и с восходом солнца каждый из нас начал бы новую жизнь.
Ага, конечно! А закончилось всё шумно, громко, с битьем посуды, ругательствами, слезами и моей долбанной депрессией, растянувшейся, почти на неделю!
- Пожалуйста, мам, - жалостливо попросила я, - давай не будем говорить об этом.
При воспоминании об этой милующейся за моей спиной парочке, меня каждый раз переполняло бурное негодование. И я не могла отделаться от назойливой раздражительной мысли, какой дурой я была, когда советовалась с Машей, как получше расстаться с Антоном. Я перебирала вслух варианты нашего с Антоном разговора о будущем и не догадывалась, что эти двое давно уже милуются за моей спиной, втихаря зажимаясь по скверикам и ресторанам.
- А это тебе будет уроком, - с нажимом произнесла мама, поучительно взмахивая указательным пальцем. - В следующий раз будешь умнее!
Я лишь молча откусила ещё один кусочек 'Твикса' и вновь уставилась в иллюминатор. Мама продолжала свои нравоучения и лекции о жизненном опыте, но сейчас я старалась её не слушать. Она у меня мудрая женщина и, правда, желает мне добра, но не всегда понимает (или не хочет не понимать), что в такие моменты её нотации лишь ещё больше угнетают.
Не слушая её, я уныло обводила взглядом территорию аэропорта. На соседней полосе как раз взлетал какой-то самолёт. Уже восьмой, за последние пятнадцать минут! А мы всё стоим...
- Ладно, не расстраивайся, - вдруг сказала мама, - сейчас прилетим в Анапу, там солнце, пляж, море! Погода на ближайшие дни просто прелесть, плюс двадцать семь, да и вода уже достаточно тёплая! Отдохнёшь, покупаешься, вернёшься в Москву - и с новыми силами за учебу! Глядишь, на следующий год поступишь и продолжишь славную врачебную традицию нашей семьи!
Я закрыла глаза, снова тихо протяжно вздохнула.
- И главное сейчас, запомнить все свои ошибки, чтобы в будущем их не повторять, - продолжала напутствовать меня мама.
Я молча, без энтузиазма, уныло кивала её словам. Как она не понимает, что такие её утешения ещё хуже, чем, когда она меня ругает. Я себя совсем какой-то ничтожной и бесполезной чувствую!
Но маму было уже не остановить. Она, что называется, вошла во вкус и с вдохновением пустилась в пространственные рассуждения о нашем наследственном медицинском призвании и моем блестящем будущем в медицине.
Чтобы хоть как-то скрыться от занудных перечислений достижений всех наших родственников-врачей и непрестанного гвалта внутри салона самолёта, я достала наушники. В последние несколько лет - они моё верное спасение от внешнего мира со всеми его проблемами и запарами.
Я выбрала на плей-листе трек Эда Ширана и вслушалась в первые куплеты.
Мама даже не обратила внимание, что я её не слушаю. Она сейчас, наверняка, была увлечена рассказом о том, как поступала сама, как старательно и прилежно училась, была старостой группы, отличницей и как успешно проходила интернатуру. М-да. Всё это я уже знаю наизусть и мне страшно поступать в мединститут уже потому, что от меня заранее будут ждать успехов не меньше, чем у моих родителей, бабушек, дедушек и прочих родственников.
Обожаю всю свою большую семью, но иногда меня невероятно тяготит тот груз ответственности, который они на меня возложили, не позаботившись, при этом, узнать мое мнение.
Самолёт неожиданно тронулся.
Я замерла. Сердце с надеждой подскочило.
Да, ладно! Не может быть! Аллилуйя! Мы взлетаем, Карл!
Два часа утомительного полёта, и мы приземляемся в Анапинском аэропорту. Мама с энтузиазмом поглядывала в иллюминатор и восхищалась красотами города. А вот я категорически не разделяла её восторга. Если она хотела, чтобы я действительно развеялась и отдохнула от всего пережитого, стоило на эти три-четыре, а лучше пять-шесть дней, слетать в Италию или, хотя бы, в Грецию. Да я бы даже на Египет согласилась, чем плескаться в море отечественной Анапы...
