Потоки тёмной энергии хлестали по «Диадеме», освещавшей тьму стробирующими вспышками своих горящих пустотных щитов. Залпы прилетали со всех сторон, организованные с такой координацией, на которую не был способен ни один человеческий разум. «Диадема» открыла ответный огонь, стреляя залпами во все подряд и ни во что не попадая. Атакующие корабли просто растворились в пустоте и появились на расстоянии сотен километров, вновь обстреляв ударный крейсер.
Кларион вцепилась крошечными ручонками в подлокотники трона, мостик закачало под натиском врага.
— Держать щиты! — воскликнул офицер мостика, склонившись над дисплеем и читая бумажную полоску, которую выплюнул сервитор. Подобно музыке она ясно слышала напряжение в голосе пожилого мужчины. Адреналин придавал остроту запаху пота, выступившему на лбу. Корабль лишился большей части многослойных энергетических барьеров, разрушающихся под непрерывным огнем. Еще немного, и щиты падут.
Один из налетчиков промелькнул на главном окулусе. Звездолёт появился на мгновение — тонкое лезвие стилета, облаченное в почерневшую кость. Его орудийные массивы яростно атаковали передние щиты, защищавшие нос «Диадемы», прежде чем он исчез в своем невероятно изящном танце.
Кларион узнала корабль, растворившийся в темноте. Она узнала оружие, обстреливающее её крейсер огненным штормом теневой энергии. Наконец–то она осознала, что за голод испытывает и почему не может остановить текущую слюну.
Врата Тёмного Города отворились. Эльдары. На них напали тёмные эльдары.
Диренк проснулся от крика.
Воздух наполнили более сотни голосов, вопящих от мучительной боли. Каждый крик, подобно громовым раскатам, раздавался под черепом раба. Мигрени, затуманившие его зрение своей интенсивностью, разрывали мозг, вспыхивая из отверстий необработанных хирургических ран, там где крепились механизмы апотекария. Боль, непохожая ни на что, ранее испытанное, разрывала внутренности тошнотой. Но даже боль нельзя было сравнить с чувством опустошенности.
Он едва ли ощущал последние следы амброзии, покидавшей его тело вместе с потом. Отсутствие наркотика причиняло ему жестокие, безжалостные мучения. Вещества осталось ровно для напоминания о чувстве, без которого он уже никогда не сможет жить. С амброзией ему было спокойно, так спокойно… А теперь каждый нерв в теле напрягся. Сокрушительное одиночество, которое раб испытывал еще на борту «Бойцовой псины» вернулось в тысячекратном размере. Тревога и паника боролись с отчаянием за контроль над мыслями. Именно в этот момент сервитор и бросил его на пол. Конечности наполнились кислотой, звезды взрывались перед глазами, от чего раб крепко зажмурился. Уши звенели от криков и он сам закричал извращенным отголоском мучений внутри.
— Нет.
Диренк открыл глаза. Голос каким–то образом пробился сквозь стену страданий, и стал ясным, как будто слово прозвучало в тихой комнате. Он поднял голову, ощущая, как стучат зубы от электрического гудения, зудящего в его плоти.
Над ним нависло чудовище, одетое в разномастные части доспехов пурпурного керамита. Массивное существо, намного больше апотекария-полубога. В одном кулаке он держал гигантское двуствольное огнестрельное оружие, а другой кулак представлял собой наэлектризованные когти — они шипели и выпускали молнии, соприкасаясь друг с другом. Черепа и шлемы полубогов из армий, которых Диренк никогда не видел, гремели на шипастых золоченых подставках для трофеев, стоящих на его плечах.
Раб узнал доспехи. Он видел небольшое количество бесценной брони на службе у Пожирателей Миров. Пара потрескавшихся сапфировых линз клыкастого шлема терминатора изучали Диренка, сияя ослепительной синевой под стать молниям, оплетающим когти.
И все же говорил не он.
— Нет, нет, нет, — снова раздался голос. Диренк осмелился прервать зрительный контакт с терминатором и перевести взгляд на фигуру, стоящую на огромной башне, возвышающейся над всем помещением.
Словно очнувшись от какого–то заклятия, Диренк наконец–то заметил ужасы, творившиеся вдоль стен. Разрубленные туши истошно вопили.
Фигура спускалась вниз, то ли не замечая ужаса на лице раба, то ли не обращая на него никакого внимания.
— Это вообще не сработает. Ты сдерживаешься. Я отчетливо это вижу.
Он сошел с кафедры, спускаясь по винтовой лестнице, окружавшей башню. Свет факелов открыл ещё одного полубога, но на этот раз древний доспех украшала магическая атрибутика. Тёмный посох щелкал по каждой ступеньке во время спуска. Колдун с отвратительно причудливой андрогинной красотой улыбался Диренку:
— Ощущаешь свою боль так, словно это самое страшное, что ты можешь вынести. Но это всего лишь ложь, порожденная неосознанностью и удерживаемая страхом. У боли есть свои слои, маленький человечишка. Вы царапаете поверхность, но оставляете скрытые глубины запертыми и нетронутыми. Вот там и лежит истинное сокровище, и там уста божественного поют настоящую музыку.
Композитор прошел мимо терминатора, отступившего в сторону, подобно псу, освобождающему место для своего хозяина. Колдун отпустил свой посох, который так и остался висеть в воздухе рядом. Опустившись на одно колено, полубог взял голову Диренка в свои ладони:
— Не бойся, тебя ждет путешествие, полное восхитительного самопознания. Ты найдешь свое место в Великой Песне, а я стану твоим проводником.
Диренк оцепенел. Как он бы ни желал отвернуться, закрыть глаза, но он не мог оторвать взгляда от Композитора. Физический контакт с колдуном завораживал, как будто он одним прикосновением возносил Диренка в высшие состояния бытия.
Композитор резко отдернул руки и поднялся. Диренк, задыхаясь, опустился на четвереньки. Он чувствовал себя так, словно на его плечи вновь упал сокрушительный груз. Раб едва мог поднять голову.
— Афилай?
Терминатор повернулся со звуком рычания сервоприводов и посмотрел на Композитора, который стоял за кафедрой и смотрел в пустоту.
— Да? — раздался басовитый голос, похожий на грохот гусениц танка, дробящих камень.
— Грядут весьма интригующие события, — Композитор опустил взгляд, в его глазах внезапно вспыхнул огонь, — будь наготове.
Кларион потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, прежде чем она смогла отдать первые приказы команде. И, как только прояснилось, кем были налетчики, Кларион удивилась тому, что не поняла этого раньше. Хотя их гладкие корабли метались и пикировали на «Диадему» с бесконечной нечеловеческой грацией, ребенок мог почувствовать душу каждого из чужаков под корабельными корпусами из потемневшей психокости. Израненные, изголодавшиеся существа, отчаянно пытающиеся причинить страдания, чтобы избежать своей собственной судьбы. Судьбы быть любовно поглощенными вечном экстазом священных хоров демонов на службе у Принца.
Демонов, подобных Кларион.
Эта мысль заставила задуматься. Она еще раз искоса взглянула на фигуру, маячившую рядом с ней, молчаливую и вездесущую. Их с Люцием разделили и паника от того, чем это могло обернуться, посеяла в сознании ребенка как ужас, так и легкое возбуждение от удовольствия. Она не собиралась исполнять приказ Люция и потому тёмные эльдары должны были умереть.
— Лэнсы, — произнесла Кларион тихим и
