Лезу туда первым, за мной Галаган.
Васёк Галаган, в общем-то, приписан к первому караулу, но, в связи с тем, что живёт в общаге при части, и, потому, что молчалив и безотказен, чем и пользуется начальник части, бросая Васька на усиление в любой караул. Подсвечиваю ему. Затем, с трудом, протискивается Козак. Ни каких комментариев по поводу его габаритов. Дым воняет так, что и дышать не хочется, да и глаза выедает.
Сидим в каком-то задымлённом закутке, ограждённом фундаментными блоками. В каждой стене по узкой щели между блоками.
- Дымосос где? - орёт Козак в рацию. Не слышно, что ему ответили.
- Тоха, ты, - показывает на щель в левой стене. - Васёк...
Ему показывает на щель в правой стене. Но я уже проталкиваюсь, мешает широкая боёвка, пояс с топором, главное оружие рядового топорника. Обследую такое же помещение, никого. Нахожу, сквозь дым, следующую щель, протискиваюсь сквозь нее. Кашель начинает разрывать лёгкие, дым разъедает глаза, пластиковое забрало ни хрена не помогает, да оно не на эти условия делалось. Надо было включаться в ИП (изолирующий противогаз). Да куда там, в нём, по этим щелям лазить? Тут и без него с трудом лезу. Прошёл ещё два или три таких же, ограждённых фундаментными блоками, помещений, иду в направлении дыма. Хорошо, что хоть сухо, а то бывает залито канализацией. Вот тогда - такой кайф... Врагу не пожелаешь.
Дышать невозможно, лёгкие как ножом режет. Припадаю к самой земле, чтобы глотнуть воздуха, посвежее, но утыкаюсь забралом каски в чьи-то ноги. Вижу рядом гору тлеющего зловонного тряпья. Ору, захлёбываясь кашлем:
- Нашёл! И жмурика! - слышу, невдалеке кто-то прокашливает, как и я, задыхаясь дымом.
- Где вы? - орёт Карандаш невдалеке: - Вход здесь поблизости. Лезьте на голос.
Ко мне кто-то подползает. Худой и длинный, значить Васёк. Тянем с ним за ноги жмурика. Впрочем, может он ещё и не жмурик. Зря, я его так, может, откачают.
Среди пожарных ходит анекдот: "Пожар в морге, приезжает расчёт, очаг возгорания ликвидируют, пострадавших вытаскивают, искусственное дыхание, подключают кислород. Начкар докладывает дежурному по городу: шестеро пострадавших, всех откачали!" Так может, и этого, бедолагу, откачают.
Пока мы подтаскиваем его к щели в стене, оттуда уже Козак в ИП заливает из ствола, через её и нас, и тлеющее невдалеке немалую кучу какого-то барахла. Вода чуток освежила, но смрад невероятный, не передаваемый. Что там горит?
Помню, на занятиях рассказывали, что перья при горении, а особенно тлении, выделяют какой-то цианид. А разная синтетика что-то ещё хуже. Надеюсь, нет там ни перьев, ни пластика.
Подаём пострадавшего ногами в перёд, ну и тяжёлый, сил нет, ноги ватно подгибаются. Там уже Карандаш в ИП, помогает вытащить.
Вылезли на свежий воздух, откашливаем утробно до боли в лёгких. А потом меня сотрясает рвота. В желудке ни чего нет, на дежурстве, я пощусь, беру на сутки литровый пакет кефира и городскую булку. Всё это уже давно съедено и переварено. Но рвотные судороги выворачивают желудок наизнанку, идёт в чистом виде жёлчь, обжигает горло и наполняет рот такой горечью, что желудок заходится ещё сильнее в судорогах, меня сгибает пополам. "Строгать" на голодный желудок... Это как будто, кто с носока в живот бьет. Мельком вижу, что и Козак с Васьком "строгают" по круче меня, у них-то желудки не пустые. Кто, кто, а Козак пожрать, мастак, ещё тот.
- Воды! - хриплю. Подходит Карандаш:
- Нельзя вам воды. - наклоняясь, говорит: - Отравление угаром. Рвота ещё сильнее будет. Ох, и получит Козак, какого хрена полезли без команды. - злится.
Да я и сам знаю, вода только рвоту усилит:
- Прополоскать- тычу пальцем в направлении рта. Карандаш подаёт флягу. Но легче не становится.
- Снимайте боёвки, - командует нам: - Скорая едет, заберёт вас в госпиталь.
Невдалеке, ревёт вентиляторами дымососка, откачивая дым. Добралась, наконец.
Кружится и болит голова, снял пояс с боевым своим топором, снял и бросил боёвку и сел, опершись о какие-то кусты, чёрт его знает, что за растения, главное есть опора для спины.
В скорой усадили нас рядком на носилки в скорой, спросили, не пили ли спиртосодержащего и всунули кислородные маски. (спирт выделяется через лёгкие, и с чистым кислородом может воспламениться прямо в лёгких). Сделали какие-то уколы в бедро, прямо сквозь ткань хэбэшки. Чуток, полегчало.
Вдруг, опять мой желудок возмутился и выдал такой рвотный фортель, что я чуть не кувыркнулся с носилок.
- Тоха, гад! Кончай! А то... - орёт Козак, но не успевает закончить угрозу, как закатывается в таких же мучениях. Отреагировал на мою провокацию, а вот Васёк, сидит спокойно, не реагирует, привалив к стенке скорой и даже, по-моему, глаза закрыл. К счастью, вскоре, эти рвотные рефлексы прекратили, своё издевательство над нами.
Не нравится мне в больницах ранние подъёмы, уже в шесть, катит медсестра свой прицеп:
- Просыпайтесь, быстренько. Продседуры!
- А то, что мы только около четырёх легли, так не считается? - высказываю хрипло своё возмущение и захожусь в надрывном кашле.
- Ни чего, до обхода выспитесь. - спокойно отвечает: - На это дело у вас ещё весь день впереди.
Мы все лежим под капельницами. Она подходит к Ваську, он поворачивается набок, она делает ему пару уколов в задницу. Переходит к Козаку, тот эту продседуру пропустить спокойно не может, повернувшись, заявляет:
- Вы только попробуйте на моём приборе настройки сбить.
Занятая ампулами, сестричка спрашивает недоумённо:
- Какой прибор?
Козак за словом не лезет, заявляет со всей серьёзностью:
- Задница - это главный прибор пожарного. Он им все неприятности чувствует. И если она утратит чувствительность, тут ему и хана.
Медсестра тоже не промах:
- Так это вы утратили чувствительность своих приборов, раз сюда попали.
Но Козака так просто не смутить:
- А тут, с другой стороны, есть ручка регулятора, ею чувствительность регулируется. Может, подкрутите, подрегулируете?
Мы с Галаганом, чуть с коек падаем от смеха. Всё это говорится на таком серьёзе, если шуток не понимаешь, так и поверишь. Медсестра тоже смеётся:
- Я тебе так подкручу, без крутилки останешься.
Тащит свою тележку ко мне, настала моя очередь, в точный прибор уколы делать, настройки сбивать.
А Козак, кряхтя, кашляя, поднимается и, таща стойку с капельницей, выходит в коридор, в дверях:
- Позвоню, что бы Карандаш гражданку завёз.
Вот это мысль, а я всё гадаю, как нам
