Но шума от этого меньше не стало, по проселку стали подъезжать, недовольно ворча моторами и завывая шестернями, тяжелые армейские вездеходы.
На трейлере подтянули оранжевый мощный бульдозер, который проложил широкую просеку от просёлка до самого "утюга", им же попытались сдвинуть и сам "утюг". Но, взревев двигателем, бульдозер начал буксовать, выбрасывая рывками из-под себя пласты перегноя. Сверкающая сталь его ножа так и не коснулась бархатисто-чёрного бока "утюга". Но зато ближайшая к "утюгу" заполированная до блеска поверхность ножа вдруг затуманилась и начала на глазах тускнеть, покрываясь грубыми струпьями бурой ржавчины. Это обеспокоило начальство, дали команду и бульдозер отогнали чуть в сторону.
Оставшись не у дел, я подошёл к группе офицеров из городского отдела Агентства, собравшихся у "утюга".
Подполковник, по-моему, из оперативного отдела, рассматривая "утюг", хмуро сказал:
- Надо бы привести Шторма или Анатолия Ивановича, возможно, они знакомы с этой штуковиной.
Капитан Никаноров известный зубоскал, ухмыльнулся:
- Отдел знатоков нечистой силы.
Но окружающим офицерам было не до шуток, и своей неуместной шуткой он вызвал только осуждающие взгляды. Настроение, господствующее среди офицеров, приближалось к паническому. Виновно ли в этом было излучаемое "утюгом" поле или так действовала сама встреча с непостижимым.
Володька Никаноров прославился далеко за пределами городского отделения, его неуёмное чувство юмора сделало его изрядным пугалом, ни кто не хотел попасть к нему на язычок. Но начальству это так же не всегда нравится, внушая сомнение в серьёзности. А несерьёзное отношение к делу начальство не прощает, оно обожает предельную серьёзность в отношении к любому своему поручению. Так и остался Володька на вторых ролях в любой операции, вот и сейчас подполковник, он был здесь старшим, кивнул Володьке:
- Володя, вызывай вертолёт, и что бы через час Шторм был здесь.
Володька крутнулся на каблуках, чуть не упал, увязнув в толстом слое хвои, побежал к развёрнутому невдалеке пункту связи, вызывать вертолёт. А мы пошли к просеке, где стояло уже несколько штабных автобусов и устроились на лёгких алюминиевых стульях. Как я понял из обсуждения, главной проблемой было наличие экипажа в "утюге", а так же исполнение программы тестов.
Лагерь постепенно обживался, в стороне, где не было помех для радиопередачи и приёма, была уже развёрнута мощная дивизионная радиостанция.
Кстати, свою потерянную радиостанцию я нашёл почти сразу по прибытию, ни кто не обратил внимания на эту деталь.
У дороги уже развернули и установили несколько палаток, прибыло ещё несколько штабных автобусов.
Масштабы организации меня поражала - даже воинское подразделение, не менее батальона, осуществляло прочёсывание и оцепление района, развернув невдалеке походные кухни.
Вдруг от штабного автобуса донеслось:
-- Капитана Сидорова, срочно к начштаба.
Я, удивившись, что был не забыт в этой кутерьме, направился к автобусу, где получил от незнакомого лейтенанта, сидящего в окружении компьютеров, несколько листов бумаги с просьбой, как можно подробней описать свою встречу с "утюгом", начиная с первого о нём упоминания.
Я уселся за соседний свободный столик и принялся за рапорт, хорошенько взвешивая возможные последствия от каждого своего слова. Провозился я, поэтому довольно долго, и после множества правок, отдал листки с моим "рассказом" лейтенанту, который, оторвавшись от телефона и стопки бумаги на столе, насупившись, перечитал и, попросив проставить дату, время, и расписаться, кивком отпустил меня, вновь хватаясь за телефон.
Выйдя из автобуса, я услыхал над головой хлопанье вертолётных лопастей - возвратился Никаноров с Евгением Штормом, я не сразу узнал его в растерянном парне в штатском. Всю зиму каждый день мы начинали с изучения фотографии его и Анатолия Ивановича, после их исчезновения.
Володька с Женей быстро направились просекой, проложенной бульдозером к "утюгу", я поспешил за ними.
Возле "утюга" трудно было протолкаться, оранжевой глыбой нависал над ним уже всеми позабытый бульдозер. Трещали на весь ельник мотоэлектростанции, питая развёрнутый телецентр и радаров. На расчищенных площадках развёрнутые радиолокационные станции непрерывно ощупывали чуткими чашами своих антенн окружающее пространство. Даже зенитный ракетный комплекс малого радиуса действия был развернут и ворочал своими остроносыми ракетами. Настоящее столпотворение...
Но внимание всех сразу же привлёк Евгений Шторм, увидев "утюг", он сначала замер на месте, шепча что-то одними губами. Он уже не отводил взгляда от "утюга" и почти не обращал внимания на вопросы, которыми засыпали, его окружающие специалисты. Только досадливо поморщился и рассеянно, весь увлечённый "утюгом", сказал:
- Да видел, конечно же видел...В нём сейчас ни кого не нет... Почти разряжен...
Но последние его слова не поняли и начали переспрашивать, уточняя, что подразумевал он под термином - "почти разряжен". Шторм в ответ досадливо передёрнул плечами, не отводя глаз от "утюга":
- А, черт его знает, что это значит...
Он как пловец обеими руками раздвинул окружавших его офицеров и спецов в тёмных комбинезонах и шагнул ближе к "утюгу". В этом момент он был подобен лунатику, бледный с одержимым блеском в глазах, шепча временами себе что-то под нос, грыз он ноготь большого пальца на левой реке, совершенно уже не обращая ни на кого внимания.
---Что-то не так..--довольно громко пробормотал он: -- Может здесь..? - прикоснулся он к тупой корме "утюга": -- Или здесь..?
Он ощупывал "утюг", что-то разыскивая, а мы стояли, заворожено наблюдая за его действиями.
--Ну конечно...-- Вдруг отчётливо с облегчением сказал он: -- Это надо так...-- он сделал обеими руками странный неуловимо быстрый жест. И что-то произошло, как будто струна лопнула, невольно все подались назад, оставив его один на один с "утюгом".
По "утюгу" прокатилась едва заметная рябь, и он начал изменять свой цвет, свою форму... Замедленно, подобно тому, как в мультфильмах, где возможны любые превращения, трансформация, например, щуки в избушку, "утюг" стал светлеть и округляться в шар. И вскоре это уже был идеальный шар метров двух в диаметре, в середине которого пульсировало нечто сиренево-зелёное. Шар завис в полуметре от почвы, из него, как в фильме ужасов, потянулась судорожными рывками туманное щупальце. Теперь "утюг" был похож на огромную полупрозрачную амёбу, которая поглощала, обволакивая своей псевдоподией Шторма. А он бледный, невероятно бледный, стоял с бессильно обвисшими плечами, закрыв глаза. Мы, парализованные ужасом, молча смотрели, как поглощает его "утюг", как медленно исчезает, мутнея, он внутри "амёбы", тая в сиреневой её сердцевине.
Невероятно жутко было смотреть на это, как в кошмарном сне, когда хочется бежать, кричать от ужаса, а ватное тела не подчиняется. В чувство меня привели выстрелы. Володька Никаноров, выхватив пистолет, бил в упор по "амёбе", но,
