Прежде чем покинуть "пузырь", я вспоминаю об информации, легко нахожу, воспользовавшись богатством своих чувств, информационный отдел Агентства. Отыскиваю запас свободных информационных дисков, и единым движением наполняю их информацией, набранной в полёте, конечно же, всего лишь ничтожной её частью, способной вместиться на всём имеющемся запасе свободных дисков. И хоть не имею я ни какого представления о принципах записи информации, но сейчас все эти записи легко получаются у меня, и для этого достаточно лишь моего желания.
Усталость и непонятная тоска охватила меня, когда освободился я из "пузыря" под восторженно-удивлёнными взглядами выбегающих из здания Агентства коллег.
Исчезло в очередной раз нечто прекрасное, покинув навсегда меня в серой обыденности повседневного. Не хотелось ни кого видеть и, тем более, говорить. Ещё не в состоянии был я, переключившись от безмерного богатства чувств к этому щекотанию из привычных ощущений. Наверное, подобное чувство испытывает больной астмой, во время приступа, когда не хватает воздуха для вдоха, и хрустит от напряжения грудная клетка, и лезут на лоб глаза от невероятного усилия, а вдохнуть нечего...
--Женя, Женя! - дёргают меня со всех сторон обступившие сотрудники: -- Ну хоть какую-то информацию можно скачать? - спрашивает технический эксперт.
--Шестнадцатый и семнадцатый шкафы, я там все диски загрузил.--У меня почему-то перехватывает хрипом горло. Глаза всех окружающих полны восторга и суеверного ужаса от вида "пузыря", превратившегося уже в матовый шар почти пяти метров диаметром. У него уже почти нет энергии для сдерживания объёма. А я хочу домой, нестерпимо болит голова, и даже несколько слов даются мене с трудом. Полёт пробудил во мне какие-то непонятные воспоминания, и рвали они мне тоской невозвратного душу, напрягая память.
Этот полёт, казалось, вернул всё к прежнему, но это только в ковбойских фильмах герой, буквально, снятый с виселицы, тут же, как ни в чем, ни бывало, вскакивает на коня и со смехом устремляется вслед за друзьями, как будто это самое обычное дело и не прощался он с жизнью, и не ожёг его смертельный холод смерти...
И пускай не было уже ни каких разговоров о почётной отставке по состоянию здоровья, и ни кто не подозревал нас в невольном предательстве. Но не тем был уже Анатолий Иванович, и, уж тем более я...
Всю информацию по зоне призраков, по "пузырю - туманному объекту" передали в какое-то научно-исследовательское учреждение, как не имеющую ни какого отношения к утечке информации оборонного значения, а значить совершенно не входящую в компетенцию Агентства.
Долго клянчили у меня информацию старшие и младшие научные сотрудники... Долго, да, наверное, и сейчас ещё продолжают, крутили сделанные мною записи. Но запись эта оказалась с секретом.
Как объяснил мне один из научных сотрудников: -- Это подобно телевизионному сигналу, состоящему из сигналов цветности, видеосигнала и звукового сопровождения, так же и этот сигнал, только здесь не два-три самостоятельных сигнала, несущих комплекс информации, а многие сотни каналов, в сложной взаимосвязи между ними. И мы только, как бы внешнее изображение научились принимать, а вот структурные каналы, где скрыта основная информация о тонких процессах в организмах, о процессах в звёздах и планетах...-- он только выразительно цыкал зубом и разводил руками:--Но и то, в чём нам удалось разобраться и понять --это колоссально...Не мыслимо...-- подкатывал он в упоении глаза под лоб.
Глава 29
Братья.
К концу недели Саша полностью разрядил "пузырь", оставленный Евгением в гараже Агентства. Свою роль он выполнил и может исчезнуть.
Саша был уже спокоен, что-то осталось после их, лейтенантик этот был уже заражён поиском смысла и цели собственной жизни. Он уже ни как не может успокоиться, в душе его сидит беспокойство и не даёт ему покоя, оно тревогой и тоской заставляет его искать причину, не оставляя ни на секунду, и теперь все его желания, все его мысли направлены этой тревогой и тоской, и рано или поздно найдёт он выход, поймёт сущность происходящего и тогда...
А теперь можно подумать об ином. Пожар погашен,-- ушёл Генка, именно ушёл, здесь нет понятия смерти, просто Генка уже не может существовать в структурном комплексе реальности, он уже не вмещается здесь, -- это уже не прежний Генка. Саша постоянно чувствует его присутствие, его внимание, но не понимает его, и не может понять, не проделав всех качественных переходов, непреодолимым барьером вставших между ними. Но сейчас уже ни что не держит его в этом мире. С грустью он осматривает обстановку комнаты, их маленький уютный мир, он исчезнет навсегда, как и память о нём... И только они, вдвоём с Геннадием, будут хранить где-то в тайниках памяти воспоминание об этом мире, о их мире, о их детстве... И больше ни у кого не останется ни чего, даже у матери и отца... Может только во сне увидят они свою другую жизнь, жизнь в которой было у них двое странных сыновей...
С моим уходом, уйдёт и вся наша жизнь в этом мире, всякое воспоминание о нас исчезнем, как будто и не было нас ни когда-- с грустью думал Саша. Мы аккуратно удалим стебель своей жизни из тугого сплетения реальности.
Евгений Шторм.
Иной раз в сутолоке и спешке, среди тревожной требовательности телефонных трелей, вдруг охватывает меня тоска, и забываю я обо всём, подавленный необоримым чувством утраты, зарождающимся во мене, при взгляде на что-нибудь самое обычное, будь-то мраморная подставка, блеснувшая зернью свежего излома, или груда деревянных ящиков в беспорядочном навале сваленных у забора и гипнотизирующая меня непостижимым порядком в пересечении своих граней, или лицо прохожего, ожёгшего внезапно своим взглядом...
Как будто напоминание о чём-то забытом, волнующем... Эти мучительные толчки из глубин подсознания не дают мне успокоиться, забыть о чём-то... Что пытается пробудиться, мучительно трудно вырываясь из глубин подсознания, что-то или кто-то, кого совершенно не интересуют ни мои ежедневные дела, ни мои суетные цели... Кто тупым незрячим зверем, ещё не проснувшись, тяжело ворочается в сонной дрёме, в своём инстинктивном желании вырваться на волю.
С тревожным страхом непонимания прислушиваюсь я к себе, к тому, кто пытается вынырнуть из бездны... Я знаю мы с ним неотделимы друг от друга -- он, это я, а я это он. И если я обитатель сиюминутной поверхности и задачей моей является решение задач, возникающих в каждый миг жизни, то его задача в ином... Слепой житель бездны, рождённый миллионы, миллиарды лет
