Она слушает, заворожённо впитывая каждое слово этого родного голоса. Папа всегда прав. Он всегда самый-самый… Вот только ему не изменить изначальную настройку внутри её маленького, но уже истыканного несправедливостью жизни сердца. И она усердно кивает, выдавливая из себя улыбку, но про себя думает иначе:
«Глупость и невежество надо наказывать. Наказание — это справедливо. И раз я могу преподать этому тупице урок, то я это сделаю. Потому что сильный должен подчинять слабого. Всегда. Не закон бумеранга, пап. Закон джунглей. Или ты, или тебя.»
Идиотский сон, сотканный из воспоминаний, всё утро не даёт Амелии покоя. В последние недели отец ей снится всё чаще. Как будто хочет напомнить о себе, но зачем, если она и так не может его забыть? Неправильные воспоминания. Плохие, гадкие сны о днях, когда её ещё кто-то мог любить просто за то, что она есть.
Приняв успокаивающий душ, одевшись в чёрную майку и шорты, она спускается вниз и проходит в столовую. Но Алекса уже нет, лишь несколько пачек документов и записка, коротко объясняющая, что ей сегодня предстоит сделать. Снова банальный посыльный, девочка на побегушках, доносящая распоряжения до подчинённых Босса. В груди щиплет разочарованием: она даже его не увидит. И день начнётся без его проникновенного и подчиняющего взгляда, без звука властного голоса, вызывающего дрожь по позвоночнику. Раньше он трудился хотя бы озвучивать все приказы ей лично. Сейчас — кидает бумажку, словно кость собаке. Только короткая приписка немного бодрит, даря каплю надежды на лучшее:
«Заскочи потом на восточный склад, проверь, что товар привезли без недовеса. И закончи всё к 21:00, у меня планы на твой счёт.»
Уже это скромное обещание улучшает настроение в разы, и за кофе Эми идёт к кухне лёгкой, вдохновлённой походкой. Планы. Включающие её присутствие. Шикарно. Стоит выкроить минутку, и, пока будет в городе, прикупить что-нибудь адски соблазнительное для него. Если он будет в хорошем настроении, как вчера, то есть шанс на исключительное везение…
Завтраком Эми не утруждается, да и есть в этом доме не любит: кажется, что лишний грамм на бёдрах окончательно убьёт в Алексе желание её касаться. Хотя тазовые косточки всё заметней выпирают у края шорт, а беговая дорожка в спальне работает на износ. Взяв чашку с крепким ароматным эспрессо из кофемашины, выходит во двор через заднюю дверь. После вечной затхлости старого особняка и мрачности стен очень хочется глотка свежего воздуха. В коридоре старичок-дворецкий провожает её фигуру цепким взглядом, и она старается не злиться на эту слежку за каждым её жестом в отсутствии хозяина. Кларксон словно так и не привык, что в доме есть ещё одна прислуга.
Гостем она и сама себя считать не может по определению.
Погода солнечная, ясная. Задний двор Браунвилля отвечает всем понятиям о баснословном богатстве и шике: создающие приятную тень деревья по периметру, поблёскивающая голубизной в бассейне вода и удобные плетёные лежаки. Эми невольно улыбается, вспоминая, как в первые ночи Алекс не мог ей насытиться, как купались голыми в ночной тишине, как он брал её снова и снова прямо на мраморной плитке у бортика. Так, что она содрала всю спину до крови, а укусы на шее не заживали несколько дней. Лучшие воспоминания, почему-то покрывающиеся пеплом и отдающие горечью по рту. Дни её покорения и падения всё глубже в яму бесконечной привязанности к нему. Когда пренебрежение к ней стало больше изначальной жажды обладания её телом? Уже не столь важно. Важно заработать его любовь любой ценой.
Она подхватывает со столика свои сигареты, и первую затяжку запивает глотком кофе. Кайф. Мышцы понемногу расслабляются, вытряхивая из головы и дурной сон, и мечты об Алексе с его совершенным сильным телом. Лениво скользнув взглядом влево, к гаражам, Эми вновь видит колдующего над машиной Ника. Капот служебного джипа открыт, а парень в форменном чёрном костюме задумчиво сводит брови, заглядывая в недра двигателя.
Неужели день обещает быть интересным?
3. Игра на вылет
Ник терпеть не может возиться с движком в столь неудобной одежде. Он уже успел отвезти Босса на деловую встречу с клиентами и вернуться, чтобы сопровождать сегодня Эми. Ничего необычного, хотя прекрасно знает, что водительские права у неё имеются. Но подозревает, что в его лице Алекс видит некое подобие защиты для своей подопечной. А теперь так не вовремя слетела клемма с аккумулятора, и чтобы её поправить, придётся рискнуть испачкать надоевший пиджак. Раздеваться по пояс? Чёрт возьми, вот же тупость. И потому он глупо пялится на внутренности капота, соображая, как остаться чистым, но подтянуть кусачками дурацкий зажим.
— Ты завис? — грубо вырывает его из размышлений знакомый тонкий голосок, и позади слышатся мягкие шаги.
Обернувшись, Ник не может сдержать улыбки. Эми выглядит на удивление по-домашнему, в чёрных хлопковых шортах и майке. В одной руке — чашка с кофе, в другой сигарета. Ни грамма косметики на ещё заспанном бледном личике и стянутые в небрежный хвост волосы. Ему ещё не приходилось наблюдать её такой расслабленной и мирной, и в груди снова сдавливает тоской: как же она напоминает Мэл. Даже ехидство во взгляде такое же. Девушка неспешно подходит всё ближе, и, делая новый вдох, Ник в полной мере ощущает сладость ежевики, сплетённую с терпким кофе и табаком. Дикая смесь. Но такая завораживающая.
— Доброе утро. Да просто размышляю, как не испачкать форму, пока буду затягивать клемму, — он точно не ожидает, что она вообще поймёт, о чём идёт речь.
— Я в домашнем. Так что на, подержи, — бесцеремонно сунув ему в руки свою чашку, Эми кидает окурок себе под ноги и растирает его тапком. Словно не замечая недоумения Ника, наклоняется к открытому на земле ящику с инструментами и берёт кусачки.
— Может не…
— Заткнись.
Возражения задушены на корню. Всё, что Николасу остаётся, это неловко посторониться, пропуская невесть что задумавшую девчонку к капоту. А она спокойно смотрит на аккумулятор, цепким и профессиональным взглядом. Уж это он может оценить благодаря своему опыту общения с механиками. Наклоняется над капотом, и опытные тонкие ручки быстро и практически играючи орудуя кусачками затягивают разболтавшуюся клемму.
Её внимание сосредоточено только на деле, бровки сведены от старания. Но его — лишь на этих округлых бёдрах,
