Именно и это заметил Олесь.
— Что такое, Андрей Антонович? Хотите что-то сказать? Так говорите, потому что я не могу оторваться от работы.
Андрей Антонович недовольно покачал головой:
— Так и будешь работать? А отдыхать когда?
— Нет времени, Андрею Антоновичу. Зерно не ждет, посевная вот-вот. А что вам надо-то от меня?
— Да нет, где там надо, когда ты как бешеный крутишься. Пойду я…
— А, может, скажете, Андрей Антонович?..
— Нет, не скажу. Бывай.
И Андрей Антонович ушел из лаборатории, — очевидно, чем-то очень недовольный. Однако, Олесю не было времени размышлять о причинах, которые заставили его интересоваться генератором; Олесь работал.
И лишь около полуночи Олесь почувствовал, как он устал. Руки были словно не его, тягуче ныли плечи. А впрочем, это не смущало Олеся. Он увидел, как разогрелся медный провод у главной генераторной лампы. Это был тот самый провод, который когда-то уже расплавил Рома.
Стержень сиял, раскаленный добела. Быстрым движением Олесь выключил генератор. Лампы погасли. Исчезло привычное шипение, в лаборатории стало удивительно тихо: ведь уши Олеся привыкли к этому шипению, и тишина показалась звенящей. Провод медленно остывал. Вот он стал вновь темный. Олесь с облегчением вздохнул: беда прошла стороной, не задев его. Что было бы, если бы Олесь испортил генератор сейчас, во время напряженной работы?
Еще раз Олесь осмотрел обеспокоенным взглядом генератор. Казалось, все было в порядке. Однако, Олесь все-таки решил дать генератору еще немного передохнуть.
«Да и сам я отдохну минут с десять», — подумал Олесь. Он сел у стола, отодвинув в сторону облученное зерно, положил на стол руки и склонил на них голову. Ах, как он устал!.. Голова лежала на руках, как свинцовая; глаза закрылись, и жаль было пытаться их раскрыть, потому что они словно склеились.
«Смешно: глаза склеились…»
Это было последнее, о чем подумал Олесь. Через несколько секунд он уже спал сладким и крепким сном крайне утомленного молодого человека. Можно было гарантировать, что он не проснулся бы даже от доброго пинка.
Тем более, не слышал он топот быстрых лап, что бегали вокруг него во всех направлениях. Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.
Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.
Животные эти радостно жрали вкусное теплое зерно. Они шевелили длинными усами, их становилось все больше и больше — словно первые из них подали сигнал остальным, которые оставались до того под полом.
Так, Олесь спал сладким сном в окружении крыс. Тех самых крыс, на которых жаловался директор Даниил Яковлевич:
— Крыс у нас море…
Крысы бегали мимо лица Олеся, почти касаясь своими длинными усами и хвостами его головы. Олесь спал.
Вот две крысы напали друг на друга. Они запищали — и вцепились друг в друга. Крысы дрались, вгрызаясь друг другу в спины. Шуршало зерно, которое они сбрасывали со стола. Наконец, одна крыса победила, вторая соскочила со стола и исчезла в норке. Первая победно понюхала воздух, пошевелила усами и принялась снова жрать зерно.
Олесь спал — и только один раз пошевелился, когда какая-то сытая крыса, вместо того, чтобы спрыгнуть сразу на пол, поленилась, спрыгнула ему на колени, и только потом скатилась на пол.
И только перед самым рассветом закончился крысиный пир. Розовые лучи утреннего солнца, робко заглянув сквозь окно в лаборатории, не увидел крыс. Крысы исчезли, нажравшись.
Положив голову среди разбросанного зерна, в лаборатории спал один Олесь. Если бы он знал, что он наделал!
Если бы он знал…
7. ЛЮБОВЬ И ГЕНЕРАТОР
Плохо спал в эту ночь Рома. Сердце его разрывалось на части. От любви. Его с неудержимой силой притягивала к себе черноглазая девушка в белой косынке. Черноглазая девушка улыбалась бедному Роме во сне — и таяло от той очаровательной улыбки его сердце. Но оставалась еще вторая часть чувства, вторая половина сердца. И здесь царила золотоволосая Рая. Разве мог Рома так быстро выбросить ее из своего сердца?..
И если таяло от наслаждения одной своей половиной Ромино сердце под теплыми лучами чарующей улыбки черноглазой красавицы, — вторую половину словно морозили льдом. Рома просто прямо перед собой видел презрительную улыбку Раи — той Раи, которую он почти предал.
А под утро, когда так приятно снятся последние сны, когда страшно даже подумать о необходимости вставать, одеваться и попрощаться с золотыми снами, — утром, повторяем, Рома услышал знакомый голос Андрея Антоновича, который будил его:
— Вставай, вставай, хватит уже. Приказали, чтобы ты вставал.
— Кто приказал?..
— Кто надо, тот и приказал.
— Скажи, кто, или не встану.
— Бригадир твой. Сердится, ругается…
Ничего не поделаешь. Роме пришлось вставать. Кстати, было уже совсем не рано, и когда Рома сел на кровати, его голову окатил ослепительный солнечный луч. Андрей Антонович скептически смотрел на него.
— Чего смотрите, Андрей Антонович? — спросил Рома полусонным еще голосом. — Ведь когда вы были молодым, так же, видимо, вам не хотелось вставать…
Удивительно, но на этот раз Андрей Антонович не ограничился незатейливой шуткой, как всегда. Наоборот, он широко улыбнулся, сел около удивленного Ромы и, поглаживая лысину, заговорил:
— Просьба у меня есть к тебе. Попросил бы вашего бригадира, да сердитый он какой-то. Девочку вашу просить неудобно, не ее это дело. А Олесь, видимо, сегодня весь день будет спать.
— Почему?
— Работал допоздна. Я к нему зашел — куда там… Только знает, что зерно переворачивать… Вот, я к тебе пришел. Слушай, тут такое дело…
Он еще раз погладил лысину и пряди волос вокруг нее. Голос его зазвучал очень таинственно:
— Облучи ты мне ее…
— Кого? — крайне удивился Рома.
— Ее… — Андрей Антонович выразительно погладил лысину.
Рома широко раскрыл глаза:
— Лысину?.. Но зачем?
Андрей Антонович хитро улыбнулся:
— Хе, знаю, знаю… Ивану Петровичу облучили волосы — они цвет изменили. Раз. Правда же?
— М-да, — согласился Рома.
— Я же и говорю — раз. Кошку просветили — пушистой стала, да? Даже там, где шерсть была вырвана, даже там новая выросла. Правда?
— И это правда, но…
— Ну, облучи, я же тебя прошу. Я тебе еще скажу, я же специально для этого сюда поехал. Чтобы моя старуха не говорила мне больше, что я лысый дед…
Рома еле сдерживался, чтобы не рассмеяться — такой смешной казалась ему мысль об облучении лысины Андрея Антоновича. Однако, старик так просил, его глаза так ласково смотрели, что Рома, в конце концов, согласился:
— Ну, ладно, Андрей Антонович. Только, понимаете, что это надо делать, чтобы наши не знали. Вы приходите в лабораторию, когда я буду работать. Мы и сделаем. Но…
— Что такое? — засмущался Андрей Антонович.
— Я же не могу вам сказать, что из этого выйдет. Так, потом меня не ругайте, в случае чего…
Так возник таинственный заговор Ромы со
