Академик Антохин сделал небольшую многозначительную паузу, оглядывая присутствующих.
— Да, бригаду наших молодых научных работников, — переехать для опытов, вместе с этим замечательным генератором, в наш институтский совхоз «Победа». Там уже есть неплохая лаборатория, и там к их услугам будут: большой крольчатник, большая молочная ферма, развернутое птицеводческое хозяйство, большое количество зерна. Кстати, мы уже решили следующую посевную кампанию в нашем совхозе провести исключительно облученным зерном. Итак, прежде всего, надо будет облучить зерно, чтобы помочь совхозу выполнить программу посевных работ. Что скажете, наши молодые друзья?
Мистер Питерс посмотрел своих товарищей. Рая смотрела на него с готовностью, Рома сиял от радости. Даже Олесь улыбался: такой простор для опытов!
— Уважаемый Иван Петрович, ваше предложение… — начал Мистер Питерс, но сразу же бросил торжественный тон. — Да конечно, мы только рады такой замечательной мысли. Хоть завтра поедем. Правда, а, ребята?..
— Едем! — единодушно откликнулись все.
— Очень рад, очень, — ответил академик Антохин, — вижу, что мы уже обо всем условились. А теперь я пойду, с вашего позволения, все же смажу свое ухо вазелином. Советую сделать это же и профессору с его пальцем, — он поклонился профессору Терещенко.
А когда академик Антохин уже совсем выходил из комнаты, к нему, вопреки всем институтским традициям, подошел Андрей Антонович. Он приблизился к академику и остановился, цепко держа свою неизменную швабру. Академик посмотрел на сторожа:
— Что такое, Андрей Антонович? — спросил он удивленно. — Что случилось?..
Андрей Антонович с мольбой посмотрел на академика:
— Я, Иван Петрович, с просьбой к вам… большую просьбу имею.
— Прошу, прошу, Андрей Антонович. Что такое?
— Вот, ребята в совхоз поедут, работать…
— Ну?
— Так вот и я с ними хочу поехать… в отпуск, или как там…
Академик удивленно посматривал на сторожа:
— Зачем, Андрей Антонович? Не лучше ли вам куда-нибудь в дом отдыха?.. Ну, например, мы вас можем на курорт отправить… в Крым…
Андрей Антонович решительно покрутил головой:
— Нет, Иван Петрович. Такая у меня к вам просьба… позвольте с ребятами. Дело там у меня есть одно…
— Какое?
Но Андрей Антонович уже замолчал. Такая длинная беседа была для него слишком непривычной и тяжелой. Академик взглянул на него еще раз и махнул рукой:
— Ладно, езжайте в совхоз, Андрей Антонович!
6. ЕСЛИ БЫ ОЛЕСЬ ЗНАЛ…
Одного большого грузовика хватило на всех — и даже на дополнительный чемоданчик Раи, которой, конечно, никак не могло хватить общей нормы. Норма нагрузки не превышала одного чемодана на человека, однако, никто не стал с этим спорить. Ведь Рая, вполне логично, записала дополнительный чемодан на счет Андрея Антоновича, который брал с собой только маленькую корзинку.
А впрочем, все это казалось мелочью рядом с проблемой перевозки самого генератора. Тут крылась настоящая опасность. Не говоря уже о возможности разбить драгоценные лампы в генераторе, — никто не мог гарантировать, что генератор после его сборки в совхозе начнет работать так же безупречно, как работал он до сих пор в институтской лаборатории.
— Ты только пойми, андерстенд-ю, какая это сложная штука — ультракоротковолновый контур, — бормотал Мистер Питерс, разбирая на отдельные части генератор. — Ну вот, я и разобрал все. Ладно. Теперь, приехав, надо будет собрать. А вдруг, какая-нибудь ерунда изменится…
— Какая?.. — раскрыл глаза Рома.
— Какая хочешь. Вот, например, — и Мистер Питерс показал на медный стержень, который именно в этот момент он откручивал с шасси.
Рома недоверчиво посмотрел на стержень.
— Чтобы эта побрякушка изменилась?.. — протянул он голосом, полным сомнения. — Ну, знаешь, для этого надо этот стержень, я думаю, умышленно молотком бить… И не раз, а долго.
Мистер Питерс вспыхнул:
— И когда только я научу тебя, несчастного, понимать что-то в таких деликатных вопросах, как ультракороткие волны… Фуул, честное слово, фуул!
Рома только посмотрел укоризненно; это слово он помнил достаточно хорошо.
— Чем ругаться, хороший человек объяснил бы, — проговорил он, качая головой.
— Слушай, несчастный. Может оказаться, что определенная часть эффекта моего генератора зависит от того, что этот стержень именно так, а не иначе покрыт тоненьким слоем зеленого окисла. Ты же хорошо знаешь, как идут токи высокой частоты?.. А, может, для моей частоты именно и нужен этот слой? И, если я его сниму, эффект будет уже другой? А, может, наоборот, от влаги слой этот увеличится — и опять-таки изменит сопротивление стержня… Разве я знаю?
— Хотел бы я знать, чего ты требуешь от него, когда и сам этого, как следует, не знаешь? — язвительно спросил Олесь, который, войдя, прислушался к разговору.
— А, и ты здесь, землеройка, — отозвался Мистер Питерс. — Не приставай, пожалуйста, потому что могу обругать.
— Прошу, прошу, кстати, вот еще один слушатель подошел. Ты, давай, крепче ругайся, — рассмеялся Олесь, видя, как входит в комнату Рая.
Не замечая, как сжал зубы Мистер Питерс, Рая обратилась к Роме:
— Вы, не видели, Рома, моей киски?..
— Зачем она вам? Ведь же мы сейчас поедем? — искренне удивился Рома.
— Она поедет со мной в совхоз. Я так привыкла к ней…
…Так получилось, что грузовой автомобиль привез в большой институтский совхоз «Победа», вместе с разобранным мощным генератором, еще и шесть живых существ разного возраста, пола и настроений. Мрачного, строгого Мистера Питерса с трубкой во рту; длиннющего Рому, который всю дорогу шутил, будучи очень рад тому, что рядом с ним сидела самая очаровательная в мире девушка; серьезного, загорелого Олеся, который, наоборот, совсем даже не замечал присутствия одной из представительниц той половины человеческого рода, которая считает вероломную измену в любви вполне нормальным явлением; наконец, саму причину и источник многих недоразумений, что держала в своих чудесных ручках большую сытую кошку с пушистой блестящей шерстью. И, чтобы закончить наше коротенькое описание, вспомним еще про неизменного Андрея Антоновича, который, несмотря на замечательное время года, на ослепительное горячее солнце, приехал в совхоз в большой меховой шапке.
Вот таких гостей увидел перед собой, выйдя навстречу грузовику, Даниил Яковлевич Сидорин, директор совхоза «Победа».
Они вылезали из автомобиля по одному, поглядывая на совхозные здания и любуясь сельскими пейзажами. Только один из гостей, крепкий мужчина с трубкой во рту, не смотрел ни на что, кроме деревянных ящиков, которые снимали с грузовика рабочие.
— Полегче, полегче, — покрикивал он, — осторожнее!
— Так, — проговорил Даниил Яковлевич, — так. Приехали, значит. А кто же у вас тут, товарищи, самый главный? Бригадир, или как там?
Рая указала ему на Мистера Питерса, который наконец слез и сам с грузовика.
— Так, — повторил Даниил Яковлевич, — так. Значит, ты и есть бригадир? Ладно. Это, значит, о тебе писал мне Иван Петрович?
Иван Петрович? Академик Антохин? Достаточно было вспомнить эту фамилию, чтобы заинтересовались сразу все — от Андрея Антоновича до самого Мистера Питерса, который повернулся к
