И он сел, задиристо надевая пенсне и победно поглядывая на Мистера Питерса, который хладнокровно спросил его:
— Уважаемый профессор хотел бы увидеть влияние на живые существа, или на какие-то другие объекты?
— Э… как первую попытку, я могу предложить вот что. Я подниму палец, а вы поймаете его вашими лучами… э… с помощью экрана…
Профессор Терещенко, действительно, поднял палец. Он сидел неподвижно — и за стеклянными окошками его пенсне пряталась презрительная улыбка. Это почувствовала даже Рая. Она сжала кулаки: ах, как надо проучить этого профессора!..
Мистер Питерс спокойно включил генератор. Академик Антохин даже приподнялся, увидев фиолетовый цвет света ламп. Вот сорвались первые фиолетовые огненные искры. Вот они поплыли по комнате. Вот воздух наполнился характерным запахом озона. Профессор Терещенко держал приподнятым свой сухой желтый палец. На его лице можно было заметить лишь подчеркнутое равнодушие.
— Уважаемый профессор желает какого именно воздействия? — вежливо спросил Мистер Питерс, возвращая устройство с лампой.
— Какого хотите, э… скажем, наиболее эффективного, — ответил профессор, уже не скрывая презрительной улыбки.
Взгляды аудитории перебегали с генератора на палец профессора Терещенко: что же будет?..
Мистер Питерс покрутил ручки контуров. Он внимательно посмотрел на профессора Терещенко, на остальных:
— Внимание, товарищи! — произнес он.
И почти сразу профессор Терещенко вскрикнул. Порывистым движением он дернул руку вниз, пряча палец и одновременно рассматривая его расширенными глазами. Остальные склонилась над ним. Мистер Питерс повернул устройство в сторону.
— Итак? — спросил он.
Профессор Терещенко молчал, злобно поглядывая на него. Его палец потемнел, вместо желтого он стал коричневый, как будто его чем-то обожгло.
Академик Антохин ответил за профессора Терещенко:
— Я думаю, что мы перейдем к более научным экспериментам, а?.. — спросил он Мистера Питерса.
Тот с готовностью отозвался:
— Я лишь исполнил желание профессора продемонстрировать пример эффективного воздействия моего излучения на расстоянии без кассет.
Тем временем профессор Терещенко закрутил палец носовым платком и теперь сидел совершенно неподвижно, словно невинно обиженный человек. Его рот наглухо закрылся.
— Если позволите, Иван Петрович, — продолжал Мистер Питерс, — я показал бы вполне своеобразное влияние моих лучей теперь уже на расстоянии метров пятнадцати. Конечно, на таком расстоянии лучи уже никого не опалят. Мы просто на некоторое время создадим препятствие для движения на той стороне улицы.
Рая незаметно посмотрела на профессоров: на их лицах застыло удивление. Даже академик Антохин широко открыл глаза.
— Это очень несложный эксперимент. Мои лучи создадут на той стороне улицы мощное электрическое поле, которое будет отталкивать каждого, кто попытается пройти сквозь него, — объяснял дальше Мистер Питерс, — это совсем просто, и мы сделаем это, повторяю, на минутку. Прошу уважаемых гостей к окнам.
Первым поднялся академик Антохин. Он не скрывал своей заинтересованности. Покручивая по старой привычке седую прядь волос на правом виске, академик подошел к окну. За ним следом перешли к окнам и остальные наблюдатели. Рома и Олесь посмотрели на Мистера Питерса: что это за новые фокусы?
По тротуару на той стороне улицы шли люди. Они проходили мимо, они поглядывали на витрины, кое-кто спешил, кто-то шел, рассматривая встречных. Вполне обычная картина.
— Внимание, внимание! — проговорил Мистер Питерс, направляя рефлектор сквозь окно на ту сторону улицы.
Однако, вряд ли стоило призывать зрителей к вниманию — ибо и без того никто не отрывал взглядов от улицы. Как раз напротив окна, на той стороне улицы, висела большая афиша городского театра. Она немного отклеилась, и ее концы свободно качались под дуновением ветра. К афише приближался высокий крепкий мужчина с портфелем в левой руке. Он шел уверенно размашистой походкой, — как ходит уверенный в себе и безусловной необходимости своего существования на свете управделами какого-нибудь треста. Вот он непринужденным движением поднял руку и покрутил ус, увидев в нескольких шагах от себя хорошо одетую гражданку с маленькой собачкой на цепочке. Расстояние между мужчиной с портфелем и гражданкой уменьшалось. Вот их уже отделяла только афиша. Собачка бежала впереди гражданки.
— Внимание! — произнес громко еще раз Мистер Питерс.
И, внезапно, мужчина с портфелем остановился. Он остановился, словно его кто толкнул в грудь. Он отпрянул назад и удивленно посмотрел перед собой. Он ничего не понимал. Кто толкнул его?..
Не менее внезапно остановилась и дама. Ее собачка все еще тянула ее вперед, изо всех сил натягивая тонкую цепочку. Но гражданка словно оперлась грудью на какую-то невидимую преграду. Лицо ее покраснело, рот недоуменно раскрылся. Гражданка испуганно дергала цепочку к себе и махала руками:
— Джимми, назад… Джимми!
Мужчина с портфелем попытался еще раз подойти к гражданке, успокоить ее, помочь ей остановить собаку.
Мужчина с портфелем попытался еще раз подойти к гражданке, успокоить ее, помочь ей остановить собаку.
Он поднял ногу, чтобы сделать шаг вперед и снова отклонился назад.
На лице его отобразилось окончательное недоумение. Непонимающими глазами, беспомощно, вмиг утратив всю свою важность, — мужчина с портфелем смотрел на гражданку, та продолжала топтаться на месте, пытаясь оттянуть назад свою собаку. Возле них остановилось еще несколько людей — удивленных невероятным событием. Уже слышались крики:
— И что это, снится, что ли?
— А вы попробуйте, может, пройдете…
— Какое-то чудо Господне, как будто ангел встал с мечом…
С середины улицы уже приближался милиционер. Он шел уверенной походкой хозяина улицы, которому должны подчиняться все — от пешехода до самого роскошного автомобиля.
Академик Антохин вздохнул:
— Невероятно… электрическое поле такой мощности!
— Как видите, Иван Петрович, — весело отозвался Мистер Питерс, старательно поправляя рефлектор.
Остальные профессора молчала, внимательно глядя в окно.
Милиционер спокойно приблизился к небольшой толпе, откуда доносились возгласы удивления.
— Что случилось, граждане?.. — спросил он вежливым, но ледяным голосом.
— Вот сейчас добавит «разойдитесь», — прошептал Роме Олесь, пряча улыбку.
— Что случилось, граждане? — повторил милиционер. — Ну-ка, прошу, разойдитесь, не мешайте движению.
Рома прыснул смехом, услышав, как исполнилось предсказание Олеся, но сразу же остановился. Потому что на него уставился злобным взглядом сам профессор Терещенко.
— Тише, прошу, — прошипел он, — вы мешаете, товарищ!
А на улице происходило следующее. Мужчина с портфелем стал подробно объяснять милиционеру, что именно случилось, и почему он лишен возможности выполнить распоряжение хозяина улицы и «разойтись»: ведь его путь вдоль улицы почему-то закрыт, так же, как и путь гражданки, которая шла ему навстречу. Гражданка же только кивала головой, подтверждая слова мужчины с портфелем, и тянула к себе собаку, которой, очевидно, очень понравились ступеньки у ног мужчины с портфелем.
Милиционер скептически посмотрел на обоих: он отнюдь не склонен был верить в чудеса. Его зоркий обзор упал на собаку.
— Вот вы говорите, что пройти здесь не можете, — сказал он иронично, — а как же тогда ваша собака прошла?..
Мужчина с портфелем смутился: действительно, объяснение выходило глупым. Собака прошла, а человек не может! Однако, повторять еще
