– Может, передумаешь? – тихо спросил Архипов, не зная, что сказать.
– Ты это брось, – Павлов усмехнулся. – Сколько я в этот проект вложил? Десять лет! Да и сам знаешь – надо лететь, Валера. Надо.
– Они прилетят, – вскинулся Архипов, продолжая давний спор. – Коля, ну что такое десять лет по меркам космоса! Экспедиция только-только развернулась! Конечно, мы не вышли на связь, нас считают погибшими. Поэтому и торопиться не будут. Но все равно, по нашей проторенной дорожке сюда пойдут новые корабли…
– Или не пойдут, раз мы не вернулись, – отозвался Павлов. – А пойдут они, например, к той интересной системе, у которой три планеты в зеленой зоне.
– Николай…
– Ай, – бывший пилот махнул рукой. – Все, заканчивай. Все решено. Все процессы запущены. Уже ничего не вернуть.
– Я должен был попытаться, – Архипов вздохнул. – Инга бы мне не простила, если бы я не попробовал тебя остановить.
– Как она там? – помолчав, спросил Павлов.
– Растит дочь, пока я мотаюсь по стройкам, – тихо отозвался Архипов. – И нашу растит, и за другими присматривает. Заведующая детсадом. У нее не забалуешь.
– Сколько за последний год?
– Десять, – быстро отозвался управляющий. – Десять толстых здоровых карапузов. В следующем году планируется двадцатка. Вакцина работает. Это точно. Штамм устойчивый. А в конце полугодия запускаем универсал – генномодифицированный активатор. Все только начинается, Коля. Все только начинается.
– Нас оставалось триста двенадцать, – тихо сказал Павлов. – Сколько сейчас?
– Двести пятьдесят, если не считать детей, – жестко ответил Архипов. – Первые годы, сам знаешь, были тяжелыми. А еще ты забираешь три десятка.
– Нет прироста, Валера. Нет. И не догонишь. А догонишь – что будешь делать через полсотни лет?
– Стучать изнутри в крышку гроба, – раздраженно бросил Архипов. – Коля, мы же не собираемся восстанавливать популяцию! Мы не основываем колонию и не собираемся заселять всю планету. Нам не нужно всего этого – догнать, перегнать… Просто необходимо продержаться еще немного.
– Остатки экипажа вымирают, – жестко сказал, Павлов, и на его серых скулах, изрезанных мелкими шрамами, заходили желваки. – Посмотри правде в глаза. Никто не прилетит. А если и прилетят, то, возможно, будет слишком поздно.
– Мы знали, что так может быть, – не менее жестко ответил Архипов. – Мы все взяли билет в один конец. И то, что мы сейчас еще дышим и ходим, – удачное стечение обстоятельств.
– И что, это конец? – Павлов вскинул редкие, почти выпавшие брови. – Все, работа окончена, возьмемся за руки, друзья? Сядем кружком под большим деревом, почистим яблочко, или что там у вас в кустах растет? Под хруст свежих витаминов вспомним, как когда-то предки летали среди звезд?
– Не надо, – хрипло попросил Архипов. – Прошу, Коля, не надо так.
– А так и есть, Валера, – резко ответил Павлов, – так и будет. Ты молодец, обеспечил выживание спасшимся. Но ты прав, мы не колонизаторы, мы разведчики. А это значит, мы должны вернуться домой. Должны принести то, за чем нас посылали – бесконечно важную информацию. Более важную, чем мы сами, более важную, чем наши друзья. И дети.
– Знаю, – бросил помрачневший Архипов. – Ты прав, Коля. Прав. Именно поэтому на тебя все и работали десять лет. Просто… Просто я не могу потерять всех вас опять! Не хочу отпускать. Это как руку отрезать, или ногу. Коля, вы же на верную смерть идете! Останьтесь! Подождем еще лет пять или десять…
– Нельзя больше ждать, Валера, – печально ответил Павлов. – Нельзя. Через десять лет от этого корыта останется только груда металлолома.
– Ой, да ладно, – буркнул, отдуваясь, управляющий колонией. – Продержится он еще и пять, и десять лет, сделан на совесть.
– Прежде всего ломается не техника, а люди, – отрезал Павлов. – Через десять лет кто тут останется? А кто будет способен отправиться в путь? Без цели закиснут люди, обживутся, расслабятся. Нет, Валера. Надо лететь сейчас. Я это знаю. И ты это знаешь. Иначе сейчас «Ефремов» по-прежнему болтался бы на низкой орбите.
Архипов ничего не ответил. Он просто смотрел на Павлова – постаревшего, усохшего, искалеченного. Но все еще горящего жаждой жить и работать. Он сейчас так походил на «Ефремова»… Поврежденный, потерявший часть себя, почти развалина. Но не сдавшийся. И все еще способный удивлять.
– Знаешь, – тихо сказал Архипов. – Когда Климов притащил тебя в грузовом трюме, все решили, что ты умер. Положили в заморозку к другим трупам. А Климов не успокоился. Кричал и рвался, по головам шел. Пока не отыскал меня. Там такой сумасшедший дом был…
– Понимаю, – сухо сказал Николай. – Я знаю, как все было.
– Я послал Маришку осмотреть тебя. Она поняла, что шансы есть, и лишь тогда тебя потащили наверх, в лазарет. Но я до сих пор думаю – а что, если бы мы не ждали эти полчаса? Нельзя мне было пропускать такие новости. Я же послал тебя на верную смерть. И нужно было следить…
– Перестань, – Павлов нахмурился. – Глупости говоришь. Вы совершили настоящее чудо, когда вернули меня к жизни. Большего и желать нельзя.
– И все же я до сих пор чувствую себя виноватым, – признался Архипов. – А чудо совершил Климов. Сопляк, практикант! Сумел развернуть катер, основным двигателем выжег створки шлюза, а потом на маневровых выбрался задом наперед в пространство. Вот ты бы так смог, а?
– Смог бы, – сказал Павлов и помрачнел. – Тогда бы – смог. Но не сейчас.
– А он выбрался и сразу пошел на твой пеленг. Поймал твою передачу о неминуемом взрыве, подлетел на всех парах. А ты уже все сделал. И даже выбрался сам.
– Хватит, – Николай поежился. – Устроил тут вечер воспоминаний. Даже думать об этом не хочу! Все что было – прошло. Прошло, Валера, понимаешь? Все – прошло. Перед нами новая дорога.
– Новая, – согласился Архипов и вздохнул. – Я просто хотел сказать… Не только от себя, от всех, кто остается на планете. Павлов, везучий ты сукин сын. Неугомонный, неприкаянный, всегда идущий против течения. Мы все тебе обязаны жизнью. И мы все знаем, что ты поступаешь правильно – так, как велит тебе совесть, честь и долг. Мы надеемся только на одно – если кто и сможет провернуть эту авантюру, то только ты. Дай обниму,
