– Плакала она сильно, – еще тише продолжил я, зыркая глазами в сторону комиссара. – И я плакал… Тогда она обняла меня и мне стало так хорошо, спокойно. А потом она грустно посмотрела на меня и сказала, что скоро на нашу землю придет страшный враг, на знамени которого будет ложный крест. И стала она мне показывать видения про сотни катящихся танков, про ржущих от безнаказанности немцев с закатанными на руках рукавами, про горящие на аэродромах самолеты с красными звездами, про тысячи повешенных женщин и мужчин… Это было страшно, очень страшно.
Ну наконец-то! Мне все же удалось выдавить из себя слезинку, после которой словно прорвало плотину. Слезы потекли рекой. Я стал всхлипывать. Мое воображение шло за моими же словами, рисуя страшные картины будущего, точнее уже почти настоящего. В какой-то момент мне даже показалось, что что-то подобное со мной действительно было. И я настолько разогнался, что стал выдавать в качестве откровения и то, что сначала хотел умолчать.
– Я видел столько ужасного, что даже сложно себе представить… Я видел тысячи пленных советских бойцов. Босые, в кровавых бинтах, с потухшими глазами, они шли по своей же земле под конвоем врага… – я, походу, поймал вдохновение, из меня перло и перло такое, что я уже и не помнил. – Я видел целую армию предателей, которые сдавали немцам важные документы, города, целые укрепленные районы. Власов, Гончаренко, Михайлов, Грач и многие-многие другие с радостью шли на сотрудничество с врагами и предавали своих же товарищей, отправляя их на смерть.
И тут случилось такое, что окончательно убедило меня в правильности выбранного пути… Фомин, комиссар, ответственный за идеологическое просвещение бойцов, вытащил из нагрудного кармана небольшой холщовый мешочек, из которого торчал тонкий кожаный шнур. Дрожащими пальцами он осторожно раскрыл мешочек и вытащил оттуда… потертый старинный КРЕСТИК. «Поверил! Черт побери, Фомин мне все-таки поверил!»
Опустив глаза, комиссар мял в пальцах крестик, словно этот кусочек металла являлся его якорем. Через какое-то время Фомин с тяжелым вздохом поднял на меня глаза и начал говорить:
– Во все это было бы трудно поверить, если бы… – было видно, как тяжело ему дается каждое слово. – Многое из того, о чем ты рассказываешь, я видел собственными глазами… Война, вот она на носу, а нам запрещают к ней готовиться. Дело до того дошло, что на некоторых пограничных заставах личным приказом руководителя военного округа отобрали у патрулей оружие. Они… Ха-ха-ха… боятся, как бы пограничники ненароком не спровоцировали противника и не начали войну. Это же по-настоящему страшно! У пограничников и летчиков отобрали патроны, у артиллеристов и танкистов снаряды…
Вдруг он выпрямился и с силой положил локти на стол.
– А знаешь, Дмитрий, что я решил? – в меня уперся жесткий взгляд, в котором я увидел лишь одно – отчаянную решимость. – Я все сделаю сам. Да, все сделаю так, как должен сделать. Отец всегда говорил, что однажды в твоей жизни наступит момент, когда ты поймешь – по-другому поступить нельзя… Я поднял крепость в ружье. Правда, это коснулось лишь подчиненных мне частей. Думаю, без особых вопросов мне удастся вывести из цитадели два стрелковых полка и все бронемашины. Часть подразделений уже получила приказ о передислокации в летние лагеря. С танками же засада, – с досадой продолжил комиссар. – Командир уперся как бык. Видите ли, ему особый приказ нужен… А остальным что, приказ не нужен? А мне? – закипал Фомин. – А то, что я без приказа вывожу из места дислокации целые соединения, это хвост собачий?! Это трибунал! Хорошо, пока еще волна не поднялась. Лишь слухи гуляют среди бойцов и командиров…
Я все это время сидел почти не дыша, как мышь. Внимательно слушал все, что он с горечью рассказывал. «А комиссар-то не робкого десятка оказался. Красавец просто! Взять на себя такое, что мама не горюй… А писали, что они все тут были запуганные, безынициативные. Ни хрена! Вон настоящий орел напротив меня сидит!»
– …Я проверил то, что ты рассказал про водопровод. И правда, несколько снарядов в это здание, и весь гарнизон останется без воды… Проклятье, это же все на виду было! – чуть не выругался он, сжимая ладони в кулаки. – Мне тут нашли парочку местных, которые смогли показать, где в крепости раньше колодцы были. Уже сейчас в тех местах бойцы начали рыть. Не знаю, успеем ли, но все же… Была у меня еще одна идея, – задумчиво произнес Фомин. – После твоих слов о каменном мешке я подумал, что крепости не помешает еще один выход. Это должен быть такой проход, через который можно было бы в нужный момент ударить по врагу и скрыться в лесу, – я заинтересованно перегнулся через стол: «Уж не подкоп ли он решил вырыть?» – Если крепость будет взята в кольцо, то уходить имеет смысл лишь на восток. Туда у нас ведут только одни ворота, через которые голым буром не пройти. Всех положат за милую душу. Ставь на мост три-четыре пулемета – и дивизию положить можно… Я вот что придумал. А если взорвать восточную стену одной из кольцевых казарм. Потом через пролом махнуть к реке и дальше…
Едва он завел разговор о взрывчатке, как я вспомнил те самые зеленые ящики, что бойцы сгружали с грузовика и вносили в один из казематов. По всей видимости Фомин решил именно в том месте в час Х устроить с помощью взрыва пролом, через который и нанести неожиданный удар по немцам.
В этот момент в дверь кабинета постучали, и одновременно со стуком за моей спиной появился тот самый капитан, что недавно скандалил с интендантом у склада. Вошедший командир был весь пунцовый от злости, словно наэлектризованный.
– Товарищ полковник, – вытянулся командир. – Склад с продовольствием закрыт. Начсклада в Вязьме еще с прошлого дня, а помощник его ключи не отдает. Говорит, режьте меня, но без приказа не открою!
Фомин резко подвинул к себе чистый листок с чернильницей и начал что-то писать.
– Приказываю в целях повышения боеготовности подразделений, дислоцированных в… создать в местах расположения каждого отделения недельный запас продовольствия, – громко прочитал он написанное. – Подпись: полковой комиссар Фомин. Левашов, вот приказ! – капитан взял сложенный вдвое листок бумаги. – Если этому куркулю и моего приказа будет мало, сажай его в холодную. Понял?!
Тот козырнул, но почему-то не спешил уходить. Капитан несколько мгновений мялся, но потом спросил:
– Товарищ полковник, по крепости ходят слухи, что скоро немец перейдет границу… Но у нас же договор о ненападении. Ведь по радио говорил сам товарищ…
– Товарищ капитан! – Фомин вскочил с места,
