Сверху от пилота раздалось что-то утверждающее, но сильный шум в кабине жадно ловил любой чужеродный звук, быстро вплетая его в громкую какофонию других звуков – свиста, скрипения, гудения и так далее. Однако легкая дрожь грозной машины, чуть завалившейся вправо, сигнализировала, что пилот все услышал.
Бомбардир успокоенно повис на ремнях, продолжая разглядывать проплывавшие далеко внизу огромные куски желтоватых хлебов, отливавших яркой сочной зеленью густых дубрав. И думал о том, как это все непохоже на то, что открывалось ему с воздуха в родной Баварии. Там было настоящее лоскутное одеяло, словно сотканное руками искусной мастерицы из геометрически правильных квадратиков и прямоугольников земляных полей, которые столетиями обрабатывали немецкие крестьяне. Здесь же были гигантские пространства, которые почему-то, совершенно искренне не понимал он, по абсолютно непонятной причине достались «иванам».
– Командир! До цели осталось меньше минуты, – он уже различал окончание леса, за которым, как отмечал разведчик, находился один из многочисленных приграничных аэродромов русских. – Полминуты!
Точно, вот он! Бомбардир уже видел ровные ряды крылатых птиц – самолетов, стоявших словно на параде в открытом строю. «Иваны» совершенно их не ждали, и этим грех было не воспользоваться. И командира совершенно не беспокоили муки совести из-за несоблюдения кодекса рыцарского поведения, которым так кичилась элита Люфтваффе. Здесь для рыцарей неба, как они себя сами называли, не было никаких законов – ни божьих, ни людских. Благо фюрер освободил их от любых моральных терзаний, назвав все славянские народы недочеловеками, должными исчезнуть с лица планеты и кануть в Лету.
– Пять секунд! Четыре…
«Это будет слишком просто», – успел он подумать, прежде чем дернул за рычаг открытия бомболюка.
– Два… Один… – первые бомбы Великой войны с хрустом отцепились и начали падать со своего насеста. – Есть поражение цели! Еще!
И прежде чем «юнкерс» снова нырнул в облака и направился домой на дозаправку, немец увидел, как на исковерканные самолеты заходят еще оставшиеся два из их тройки.
Однако если бы вся их троица смогла опуститься чуть ниже, то их глазам предстала бы несколько иная картина, нежели видимая сверху. Изрытое воронками поле было действительно буквально уставлено несколькими десятками монопланов с красными звездами на крыльях. Правда, что это были за самолеты? Могли они вообще подняться в воздух? Без моторов? Без винтов? У некоторых из них вместо правого или левого крыла была наскоро натянута темная перкалевая ткань, лишь сверху похожая на настоящую поверхность.
А из нескольких блиндажей уже бежали техники в темных комбинезонах с небольшими канистрами в руках. Им нужно было как можно скорее поджечь хотя бы несколько из разбитых самолетов, чтобы иллюзия разгромленного аэродрома была максимально достоверной.
* * *г. Брест. Окраина
Бывшая коммунальная квартира, которую покинули жильцы
Я открыл глаза и непонимающе уставился в деревянный потолок, из деревянных щелей которого сыпался какой-то мусор – то ли опилки, то ли солома.
– Что это за мусор? – откинув одело, я потянулся к своим валявшимся здесь же колготам. – О! Б…ь! Сегодня воскресенье!
Неожиданно наш дом неуловимо тряхнуло, и на меня снова посыпалась сверху какая-то дрянь. Через несколько мгновений раздался глухой звук, сильно напоминавший взрыв.
– Мать его! – диким зверем рванул я с кровати. – Война! Б…ь! Война!
«Охренеть! Проспал! Проспал начало Великой Отечественной! Баран! Баран!» Я же вчера почти до двух ночи смог досидеть, буквально придерживая закрывающиеся веки. Ну до конца я верил в то, что мои «писульки» хотя бы что-то изменили! А оказалось, ни хрена! История, словно тяжелый локомотив-титан, вновь пошла по точно таким же рельсам в ту же самую сторону. «Все начинается заново, боже мой!»
Одеяло ракетой слетело с меня и спланировало куда-то в конец комнаты. И через мгновение я уже был на ногах и, не обращая внимания мотавшуюся на правой ноге не до конца одетые брюки, несся по коридору, голося как недорезанный поросенок.
– Вставайте! Вставайте, вашу мать! – но было пусто в одной комнате, в другой тоже никого. – Где вы все? Але?!
«На кухне же! Бабка же хотела отправиться первым поездом. Точно! Там обе сидят». Я еще сильнее припустил по длинному, казалось, бесконечному коридору. «Б…ь, поворот! Скользко-то как!» Разогнавшееся тело просто чудом не впечатало в стену.
– Война! Война! Мать вашу! Что сидите? – с новыми силами начал я орать, залетая на огромную коммунальную кухню и видя сидящих за столом бабулю с внучкой. – Какого вы хрена расселись?
В те первые минуты войны я был словно безумный. До меня ведь только сейчас ясно и бесповоротно дошло, что я вот-вот погибну не от разрыва бомбы, так от артиллерийского снаряда. Это понимание с такой силой ударило по моим мозгам, что у меня буквально снесло башню… Наверное, в эти секунды я казался по-настоящему безумным! Эти выпученные красные глазки, вскосмаченные волосы, мотающиеся сзади брюки. Словом, на кухне я предстал в виде классического сумасшедшего! Ни больше ни меньше!
– Батюшки мои! Митька заговорил! А я-то думала: немой-немой, а смотри-ка… – бабка, не вставая, не переставала креститься, с изумлением рассматривая меня. – И голосистый какой! Орет словно оглашенный матюгами одними. Тьфу, прости господи!
В этот момент вновь за окном что-то бухнуло с такой силой, что пол под ногами неуловимо тряхнуло. Почти сразу же раздался еще один взрыв. Все говорило о том, что в Брест уже входят немцы, если уже не вошли.
– Черт, хватит сидеть! – я одновременно орал и треском дергал штанину, пытаясь натянуть брюки. – Завалит же здесь! Валить из города надо!
Бабуля же вновь перекрестилась и что-то прошептала одними губами. «Молитву, что ли, читать начала», – подумалось мне.
– Ой, не знаю, не знаю… Помоги, Богоматерь, заступница, – но тут вдруг она решительно встала и начала собирать в котомку какие-то припасы со стола. – Давай-ка, Митька, в крэпась пойдем, к Ефимушке. Он-то подскажет, что делать или, не дай бог, оборонит. Собирай вещички свои и малой. И, – тут она, нахмурившись и собрав в кучку все свои морщинки, грозно так погрозила мне своим костлявым пальцем, – не лайся боле! Не лайся, слышишь?! А то за ухи твои оттаскаю и по губам бесстыжим отшлепаю. Понял?
«Бляха-муха… По губам она меня отшлепает, – до меня с трудом доходили ее слова (видимо, адреналин здорово дал мне по мозгам). – Да нас сейчас всех грохнут! Через какой-то час немцы уже будут в городе и сразу же возьмут крепость в кольцо. Валить надо из города и как можно скорее! Б…ь! Быстрее, на восток! Поближе к Москве! Б…ь, недоумок, не мог сразу им все рассказать, – я все еще продолжал пялиться в глаза бабки, словно не понимал того, что она говорила мне. – Сейчас бы сидел в Москве в каком-нибудь бункере
