Сталин решил создать специальный исследовательский орган, состоящий из ученых, преимущественно технарей, и, как это ни странно, из советских фантастов. Да-да, он решил привлечь к работе в Совете по разработке предложений по совершенствованию советской науки и техники таких писателей-фантастов, как Беляев, Казанцев, Адамов, и некоторых других, чьи имена были известны каждому мальчишке Союза. Именно с помощью этой гремучей смеси из «профессиональных» фантастов, придумывающих будущее, и ученых, его фактически создающих, он решил и проверять на вшивость все мои идеи.
– Вот так-то, «батя», у нас с тобой появилась еще одна работенка, – Михайловский со вздохом кивнул; как я уже понял, он с легкостью читал между строк и всегда понимал, когда нужно просто кивнуть и согласиться без всяких вопросов. – Пойдем, надо бы нам хотя бы попробовать поработать…
И лишь придя домой и сев за стол, на поверхности которого лежала пачка бумаги и пара остро заточенных карандашей, я понял, насколько сложная работа мне предстояла. Чуть ли не час я лупил глаза, вглядываясь в пустоту, и пытался понять, с чего мне начать и нужно ли придерживаться какой-нибудь классификации или просто валить все в кучу. «Что так и писать о том, что в голову придет? Начать с микроволновки, чайника со свистком и ножа для карвинга, потом скакануть на полимерную смолу для украшений и 3D-пазлы, а после этого начать описывать боевые дроны с ракетами и пулеметами, радиоуправляемые роботы-минеры и прочее, и прочее? На десерт можно рассказать и о селфи-палках, электронных играх, очках виртуальной реальности… Б…ь! Это же будет каша, в которой сам черт ногу сломит!» Словом, нужна была хоть какая-то система описания приборов и устройств из будущего.
«Как лучше их делить? На бытовое и военное назначение? На обычные и специальные? На сложные и простые? А куда тогда деть медицинские? – я и не заметил, как чуть ли не до половины сгрыз карандаш, хорошо хоть с тупой стороны. – Ладно, пожалуй, лучшим классификатором здесь будет сфера применения… Короче, начнем с тех, что применяются на кухне: для приготовления пищи и напитков, заготовки солений и варений и так далее. Думаю, наш дорогой И Вэ оценит. Ведь это именно при нем, кажется, была издана та самая книга о вкусной и здоровой еде… Итак, газовая плита с духовкой или газовая панель с духовым шкафом – очень удобны для приготовления пищи в отдельной квартире, малогабаритны, просты в эксплуатации и, по-хорошему, довольно инновационны…»
Глава 19. Интерлюдия 30
г. Берлин
Подземный бункер Гитлера
В огромном кабинете среди десятков сидевших генералов, имперских министров и промышленников царило тяжелое молчание. Не было слышно ни дружеских разговоров, ни доверительного шепота. Роскошное внутреннее убранство кабинета с крикливыми позолоченными панелями из ценных пород дерева, большими двухметровыми зеркалами, высокими древними античными вазами еще более усиливало эту давящую и удушливую атмосферу страха. В застывших или бродящих по стенах взглядах людей читалось лишь напряженное ожидание…
Вдруг со стороны входа в кабинет послышался быстрый, чуть шаркающий звук приближающихся шагов, отчего стоявшие у дверей два высоченных эсэсовца в парадной форме вытянулись еще сильнее.
Наконец обе створки дверей распахнулись, и в кабинет стремительно ворвался Гитлер. Невысокий, с чрезвычайно подвижным нервным лицом, на котором неестественным пятном смотрелись короткие усики, он тут же начал кого-то искать бешеным взглядом, полным ярости и гнева. И каждый, на ком мимолетно останавливался этот взгляд, на какое-то мгновение застывал, переставая дышать, и мертвенно бледнел.
– А-а! Геринг! – показывая зубы, хищно улыбнулся Гитлер при виде застывшей многокилограммовой туши «главного летчика» Рейха. – Рейхмаршал… Рейхминистр авиации, – медленно и неторопливо перечислял Гитлер, но эта его неторопливость и сдержанность никого не обманывала, все – и лучше всех сам Геринг – понимали, что это лишь затишье перед бурей и вот-вот последует взрыв. – Что ты молчишь?! – вдруг заорал он, вскидывая руки перед собой. – Это ведь по твоей милости мы прячемся здесь под землей, словно крысы! Мы, покорившие всю Европу, вынуждены со страхом смотреть в небо, каждую секунду ожидая прилета бомбардировщиков жидобольшевиков! И какого черта, я спрашиваю, мы, имея тысячи и тысячи лучших новейших истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков, должны прятаться от солнца?! Кто еще недавно нас с таким жаром убеждал, что у Сталина больше нет самолетов и нашим войскам не нужно опасаться бомбардировок?! Кто этот олух?! – брызжа слюной, он все громче и громче бросал в сторону Геринга эти вопросы. – Кто, я спрашиваю?!
Геринг сидел, не открывая рта и переживая этот взрыв эмоций. Гитлеру нужно было дать возможность выпустить пар. В такие моменты ему было совершенно бесполезно что-то говорить и объяснять, он совершенно ничего не воспринимал.
– А где рейхсминистр вооружений и боеприпасов? – в какой-то момент в голову беснующегося вождя ворвалась уже другая мысль, которая тут же захватила его полностью. – Где Тодт?
С дальнего края стола с места тут же вскочила высокая фигура абсолютно лысого генерала, преданно смотрящего на своего фюрера.
– Куда смотрит ваше министерство, Тодт?! Что это за такие сверхмощные авиабомбы, которыми Сталин бомбит Берлин? – заметив новую жертву, Гитлер с яростью пса вцепился в нее со всей силы. – Почему с таким гигантским бюджетом вы так и не удосужились создать что-то подобное? Отвечайте! Что вы молчите? Где это германское супероружие, которое заставит трепетать наших врагов?
Тодт так же, как и Геринг, благоразумно молчал, стараясь ни словом, ни делом не провоцировать разбушевавшегося вождя. Не видя сопротивления и не слыша оправданий, фюрер лишь крутил налитыми кровью глазами. Он еще несколько минут сотрясал воздух, пока наконец без сил не опустился в громадное черное кожаное кресло.
В эту секунду со стороны могло показаться, что он полностью обессилел, что этот яростный всплеск эмоций высосал из него всю энергию. Однако хорошо знавшим Гитлера было ясно, что именно такие всплески и есть стихия фюрера, который чувствовал в эти мгновения словно рыба в воде. И действительно, через несколько минут из глубины кресла раздался негромкий чуть истеричный голос:
– А что нам скажет Крупп? – взгляды присутствующих, вздохнувших с видимым облегчением, сосредоточились на знаменитом немецком промышленнике, доверенном лице фюрера. – Почему немецкая сталь, которой он так гордится и из которой сделаны наши панцеры, оказывается не прочнее бумаги? Почему жизни немецких танкистов защищает такое дерьмо, как ваша хваленая броневая сталь, Крупп?
При этих словах гримаса судорогой свела лицо Круппа, который попытался было что-то сказать, как Гитлер
