— О каком даре ты говоришь?
Она взглянула на него своими черными глазами без дна, словно заглянула в саму его суть, прочитала все его мысли, поняла то, что он и сам не в состоянии понять, улыбнулась горько и как-то обреченно, а после сказала:
— Чувствовать.
— Чт…? — попытался он уточнить, но этого не потребовалось.
— Я говорю о даре чувствовать окружающих меня существ, их эмоции… Ещё мгновенье назад ты жалел меня, а сейчас так шокирован, что должно быть, не знаешь, что сказать. И теперь остается последняя метаморфоза твоего отношения ко мне. Тебе не придется говорить об этом вслух, я услышу тебя без слов, пойму и, скорее всего, смогу простить. Ему не показалось, когда он заметил, как она затаила дыхание. Такой по-детски простой жест, говоривший куда больше, чем вся её холодность и сдержанность. Ей было не все равно, что он скажет, не так безразлично, как она всегда готова была показать. И сейчас, отварив ему дверь в свое сердце, она ждала, войдет ли он внутрь или же захлопнет её вновь, только на этот раз навсегда. Эта женщина не приемлет вторых шансов или попыток. Она запомнит каждое его слово, жест и реакцию, не упустит ни единой мелочи, и если все увиденное ей не понравится, она уже никогда не пойдет ему навстречу.
Он не сказал ни слова, а лишь представил, как его пальцы нежно касаются черного шелка её волос, как должно быть, замрет на мгновение его сердце в этот момент. Как сильно бы ему хотелось прикоснуться к её щеке, провести ладонью по нежной коже шеи, опустить свои губы на её и ощутить их вкус. Какой трепет в его сердце вызывает сама мысль об этом, о том, что однажды они смогут стать гораздо ближе, чем кто-либо в этом мире. Она сидела напротив него, и он с удовольствием наблюдал за тем, как медленно наливается её белоснежная кожа нежным румянцем, как распахиваются её глаза, а дыхание вдруг становится прерывистым.
— Точно простишь? — чуть слышно спросил он, не позволяя ей разорвать их зрительный контакт.
Она ответила не сразу, прежде вздрогнула, пытаясь понять, что такое она сейчас почувствовала. Её сердце вдруг сжалось и задрожало под натиском чужих эмоций. Ей показалось, будто она ощущает нежность, трепет и странный жар во всем теле совершенно не похожий на огонь ненависти. Йолинь тяжело сглотнула, стараясь собраться с мыслями. Не такой реакции она ожидала от него, но именно о такой всегда мечтала, даже не признаваясь об этом самой себе. Она лишь коротко кивнула на его вопрос, когда в тот же миг ощутила легкое прикосновение его руки к собственной щеке. Странное ощущение от чужого прикосновения, обожгло кожу, заставило дрожать тело, и огненной волной разлилось по венам. Он чуть наклонился к ней и его губы коснулись её. Осторожно. Так, словно, он боялся напугать её. А ей не было страшно, она ощущала его желание, и оно эхом отзывалось в ней самой. Тепло, его на вид жестких губ. Дыхание, что с тихим шелестом прошлось по коже и нужда, чтобы он не отстранялся от неё. Она женщина, которую никто и никогда не смел касаться так, как это делал он. Первый легкий поцелуй мужчины, того самого, о котором она так много думала все это время. Она ощущала себя первооткрывателем мира, о котором так долго мечтала и искала. Она стояла у порога, и всё её естество стремилось туда, где вдруг зажглось её такое холодное, но невероятно обжигающее солнце Севера.
Он отстранился от неё первым, превозмогая острое желание продолжить начатое, но понимая, что рядом с этой женщиной он всегда будет ходить по хрупкому льду. Заглянул ей в глаза и будто бы посмотрел в зеркало собственных чувств и ощущений.
— Мы не будем спешить…
— Нет, — прошептала она ему в губы.
— И ты даже не оттолкнешь меня за всё…
— Нет, — усмехнулась она.
И к собственному удивлению, он понял, что больше всего сейчас его поразил даже не их первый поцелуй, а то, что она улыбнулась ему?! Точно мальчишка, он смотрел, как на самом дне её глаз загораются озорные искорки, и какой красивой она может быть, когда улыбается.
— Ты так красива, когда улыбаешься, — зачем-то прошептал он.
И не давая ей возможности на ответ, вновь накрыл её губы поцелуем.
Странное утро после кровавой ночи, когда он так испугался, думая, что потерял её. Он помнил, как увидел хрупкое девичье тело, укутанное в алую ткань, лежащее на земле. Помнил, обреченность, что испытал в тот момент. Как подумал о том, что был настоящим глупцом, забыв, что всё, чем он в праве обладать — это тлен тех, кого любил однажды. Воспоминаниями, что с каждым прожитым днем, выцветают, теряют былую яркость и живость. Всё утекает сквозь его пальцы, будто речной песок. И единственное, что он может сделать, чтобы суметь жить здесь и сейчас, это поймать свой момент, ухватиться за него всеми доступными способами. И просто чувствовать: её тепло в своих руках; влажность нежных губ под своими; видеть её улыбку, подаренную ему одному. Когда в твоих руках вечность, секунды становятся дороже, чем все золото мира. — Но, — чуть позже спросил он, когда она оказалось прижата к нему, лежа на их постели. Нет, он вовсе не нарушил своего слова, и спешить они не стали, просто лежали вдвоем на широкой кровати. — Ты сказала, что смогла чувствовать окружающих после того, что сделала Дайли?
— Да, — тихо ответила она, и горячее дыхание женщины коснулось его груди.
— А, как насчет того, что произошло вчера? Ты уничтожила вирга своим прикосновением, как так?
Она тяжело вздохнула и подняла взгляд своих черных глаз на него:
— Я не знаю, как такое могло произойти. Просто, после того, что с нами сделал Совет, я стала замечать странное…
— Странное?
— Да, — кивнула она, — например, когда ты открывал портал в Аранте, я видела… Даже не знаю, как описать, но я видела, как ты сплетал узоры из нежно-голубых нитей. Иногда, я вижу нечто подобное вокруг… — явно смущаясь, говорила она. Но уже на середине предложения, Рик резко встал, и взяв её за плечи повернул к себе лицом, пристально изучая её.
— Что? — попыталась было спросить она, но вдруг осеклась. Рик был в ярости. Неужели на неё?
Он лишь нагнулся, доставая из голенища своего сапога острый нож. Йолинь смотрела на происходящее и не могла понять, что такое он сейчас делает? Уж не решил ли он просто убить её?
