Бледный блондин рядом с ним выглядел надменнее.
– С вашего позволения, ругаться будете в другом месте. У нас здесь занятия.
– С вашего позволения, у нас тоже здесь занятия, – отрезала Катя, направляя часть своей ярости на нового врага.
После истории с граффити на Стрекозах вопрос о том, кто их злейший враг, больше не стоял.
– Так что убирайтесь отсюда, мы работаем.
– Что-то непохоже, – донесся чей-то голос.
В задних рядах собравшихся послышались смешки.
У Линне пылали ладони, но она усилием воли надела на лицо маску доброжелательности.
– У вас что, нет своего полигона?
– Там слишком много народу, – сказал брюнет.
Он пригляделся к ней, и непринужденная улыбка на его лице стала еще шире.
– Далековато ты забралась, радость моя. Степь неблизко.
Линне стиснула зубы. Ее мать действительно была из Унгурина, но это еще не значит, что ее с этим ублюдком что-то объединяет. Она взяла ружье и демонстративно его зарядила, будто на остальное ей было наплевать. Но вокруг кончиков пальцев, выдавая ее, плясали искры.
– Я из Мистелгарда. Степь в жизни не видела. И я тебе не радость.
Он пожал плечами и сказал:
– Долош, долош.
Линне так и не набралась храбрости, чтобы попросить отца дать ей пару уроков унгуринского языка, поэтому даже не догадывалась, что это значит. Она иронично ему улыбнулась – на всякий случай – и ответила:
– Начальство приказало нам заниматься здесь.
– Расскажи об этом полковнику Гесовцу, – сказал блондин, – уверен, что он растолкует вам, что к чему.
У него была классическая внешность породистого уроженца Ридды: орлиный профиль, голубые глаза и густые, медового оттенка волосы. Такие лица, как у него, обычно изображали рядом со словами «НАШИ ГЕРОИ» или «МЫ ИМИ ГОРДИМСЯ» на сводках, которые разбрасывали с паланкинов. Однако у Линне о нем сложилось несколько иное мнение, основанное на том, что слетало с губ парня.
Катя прислонила ружье к стене из мешков с песком и сложила на груди руки.
– Мы имеем право здесь находиться.
Симпатяга-осел улыбнулся, как ее четырехлетняя сестра после шаловливой проделки.
– Мужчины нужны на фронте, так что мы в приоритете. У нас нет времени сидеть без дела и учить вас пользоваться оружием.
– А мы и без вас разберемся, – ответила ему Ревна, хотя ее голос осекся, когда они разом повернули к ней головы.
Их взгляды дружно соскользнули вниз, к ее ногам, ища на брюках складки, которые помогли бы понять, где у нее кончается плоть и начинается металл. Она вспыхнула, но не отступила.
– Мы занимаемся здесь уже два месяца.
– Но лишь впустую тратите средства и силы, – фыркнул симпатяга-осел.
Линне ощутила знакомое жжение: подступил гнев, который всегда был близко. И тут же подсказал ей новую глупость. Она сняла ружье с предохранителя и выстрелила. Солдаты-мужчины подпрыгнули. Двое из них выругались. Самое дальнее чучело, установленное в конце полигона, покачнулось – ему в плечо вонзилась пуля.
На несколько мгновений все потеряли дар речи. Потом Оля зааплодировала. К ней присоединились и другие, пытаясь еще больше подчеркнуть ее успех. «Лицемерки», – подумала Линне, но еле сдержала улыбку.
– Значит, после всей этой подготовки ты только и можешь, что попасть кое-как в набитую опилками куклу? – сказал симпатяга-осел. – Похоже на банальное везение. Повторить это у тебя ни в жизнь не получится.
Брюнет ткнул его локтем в бок.
– А тебе почем знать, Крупин? Ты бы не попал в Дракона, даже если бы он торчал у тебя прямо под носом.
По мужским рядам пронесся хохот.
– Это точно! – крикнул кто-то сзади.
Линне ржать с ними не стала. Она смотрела куда-то между дневными и ночными бомбардировщиками и вертела в пальцах еще один патрон, согревая его своим теплом. Ей за воротник лился дождь. Если бы не заявились эти мальчишки, девушки из полка ночных бомбардировщиков в эту минуту говорили бы, как замечательно было бы сейчас оказаться под крышей. Кроме того, она прекрасно знала, что парни не уйдут и сделают все, чтобы она проиграла. Они жаждали победы и для достижения этой цели были готовы унижать ее, мошенничать, а если понадобится, то и использовать любые отговорки.
Брюнет вышел вперед, передернул затвор и выстрелил. Пронизанная холодными искрами пуля ударила чучело в самый центр груди, полыхнув по краям голубым инеем. Друзья тут же устроили ему овацию. Он и в самом деле сделал хороший, убийственный выстрел. Но Линне могла и лучше.
Он протянул ей свое ружье.
– Без обмана. Оружие должно быть то же самое.
Линне кивнула. Обмениваясь ружьями, они слегка коснулись друг друга пальцами.
– Сделай как я, радость моя.
– Я же говорила, что никакая я тебе не радость, – повторила она.
Потом зарядила ружье и проверила его, желая убедиться, что он не сунул незаметно что-нибудь в ствол, не ослабил ударник и не подставил оружие под дождь, чтобы намочить. Удостоверившись, что состояние оружия удовлетворительное, она прицелилась и разнесла в клочья нос на соломенном лице чучела, голова которого полыхнула огнем, вступившим в схватку с дождем.
Со всех сторон посыпались аплодисменты. Ее оппонент приподнял брови.
– Кажется, это состязание для тебя сущий пустяк.
– Это не состязание, – ответила Линне.
В противном случае она бы размазала его по земле. По телу девушки прокатилась волна жара.
– Топайте отсюда.
– Сдаешься? – спросил он, распахивая глаза и изображая досаду. – Неужели ты позволишь мне так легко выиграть, радость моя?
– Я. Тебе. Не. Радость.
– Глянь вон туда, – сказал он и показал на капустное поле за стрельбищем размером с почтовую марку – все, что осталось от прежних обширных фермерских угодий Интелгарда, когда-то главного кормильца Союза.
В середине поля стояла груженая кочанами телега.
– Спорим, что я собью с этой телеги капустную голову, а ты нет.
– На что? – спросила Линне.
Он вытащил из кармана портсигар и открыл его.
– На половину недельного пайка.
Это не могло не соблазнить. Девушкам выдавали паек поменьше, чем парням, и ей никогда не удавалось расходовать его экономно. Она почти физически ощутила на языке кисловатый вкус расидина. Мир вокруг на мгновение замер и в это самое мгновение на нее снизошла уверенность. Это была ловушка. Он толкнет ее, дернет ружье, назовет радостью, а может, даже шлепнет по заднице. Пойдет на что угодно, лишь бы вывести ее из игры, лишь бы она промахнулась.
Она ждала, когда он сделает нечто подобное. Ничего. Подождала еще. Затем выстрелила. Капустный кочан, лежавший на телеге слева, брызнул в разные стороны листьями и скатился вниз. От силы удара несколько его соседей тоже покачнулись и шлепнулись в грязь. Девушки устроили бурную овацию, парни тоже захлопали в ладоши.
– Неплохо, – признал брюнет.
– Давай, я жду, – сказала Линне, сунула ружье под мышку и вытащила собственный портсигар – яркую, красивую серебряную безделушку, которую она позаимствовала с отцовского
