– Уважаемая, вы завещание написали? – рявкнул я, провоцируя бледность ее щек химерическими всплесками мертвой силы в своих глазах.
– Да как ты смеешь!? – проблеяла та.
– Так поспешите!
Пользуясь полуобморочным состоянием кошелки, я проник в здание.
С трудом дождался, пока моя девочка откроет треклятую дверь. Роиль была явно обескуражена моим ночным визитом.
– Фиц? – вымолвила она.
Темный и призрачный, я сливался с непроглядным мраком, царившим в коридоре общежития. Я понимал, что пугаю ее, но я должен был убедиться, что она не иллюзия, не плод моего измученного сознания! Что все не напрасно…
– Фиц, что происходит? – в защитном жесте вскинув ладони, она отступила.
Моя девочка только и успела что охнуть, как была прижата к стене без права на отступление. Я жадно впился в ее трепещущие губы, с поразительной легкостью выкидывая из головы угнетающий мусор прожитых дней. Ее чистый, словно слеза девушки, и холодный, словно океанский жемчуг, аромат становился для меня настоящим дурманом. В жарком, воспламеняющем кровь поцелуе, я признавался ей в этом и в безмолвном приказе требовал ответа. Желая, но не смея задрать подол отвратно-серого платья, я забирал ее дыхание и делился своим, упиваясь сладостью ее чувственных губ.
И сколько утешения в одном поцелуе, и сколько боли…
Она прервала поцелуй и тяжело дыша, уперлась лбом в мою грудь. Чувствовать близость наших тел было невероятно приятным, но назойливый страх, что в своем желании я стал непростительно несдержан, что она оттолкнет, сбежит, соврет – не позволил насладиться моментом.
– Фиц, я волновалась, – я едва поверил ее шепоту.
Сбросив иллюзию, красавица вскинула голову; ее дыхание коснулось моих губ. Привстав на носочки, она обвила шею руками, притягивая меня ближе. Во взволнованном действии прослеживалась неуверенность. Несмело скользнув языком по моим губам, тем самым их приоткрывая, она волнительно проникла внутрь и в нежной ласке задела мой язык. Зардевшись, отстранилась. Оставаясь неподвижным, я позволил ей осмыслить свои действия. С легкой улыбкой на губах она предприняла новую, более уверенную попытку. Потрясенный и возбужденный ее расположением, я незаметно перехватил инициативу.
И все же я узнал ее достаточно, чтобы понять, что большего этой ночью не случится, поэтому не посмел переступить грань дозволенного, наслаждаясь ее трогательным доверием.
Не раздеваясь, мы легли на узкую кровать. Обняв свое Солнце, я притянул ее к себе. Она хохотнула и устроилась удобнее. Вдыхая аромат медных волнистых прядок, я скользил пальцами по ее талии, единожды позволив себе опустить ладонь на красивую линию бедра, подсвеченную мягким лунным светом. Она недовольно поерзала и, вжавшись спиной в мое тело, переместила бесстыжую ладонь себе на живот. Пальцы против моей воли успокаивающе скользнули вверх, покоряя дивный холмик льняной ткани. Они нежно накрыли его и мягко сжали. Ее полусонная смешливая улыбка на припухших от поцелуев губах растаяла. Она крепко ухватила мою ладонь и вновь переместила ее на живот, на этот раз ниже пупка. Я вымученно прикрыл глаза.
Это была самая прекрасная и самая сложная ночь.
Утром я снова был в кабинете ректора, внимая нотацию о высокой морали. К чему? В качестве наказания он не придумал ничего лучшего, как на неделю закрыть мне доступ в женское общежитие. Я не имел права досаждать девушке, однако не навязывать свое общество в академические часы и послеобеденное время был не в силах.
К слову сказать, извинения Анесту я все же принес. Хотел было «дружески» похлопать его по плечу, но шатен шарахнулся от меня как от прокаженного…
Глава 26
– Чушь! – бросил один из адептов.
– Святая правда! – сказала Аливе.
– Ты не можешь знать наверняка! – справедливо заметила еще одна из слушательниц.
– Суди сама: меня исследовали вдоль и поперек несколько почетных городских лекарей, а также колдуны и священники, но никто не нашел причину этих пятен. Ни болезни, ни проклятия, ни вселившегося духа! Ни-че-го! Пятна словно нарисованы были, но при этом не стирались, как я не терла! Даже ведьма и та ограничилась словами: «вижу злой умысел, скрытый пеленой чужого света», – парадируя умелицу, на пониженных тонах протянула спица, восседавшая на парте перед окружившими ее адептками. – Угадайте, чем закончилось ее задушевное мычание? – заинтриговала она.
– Чем? – заинтересованно спросила одна из девушек.
– Да не томи, Аливе! – поторопила с ответом вторая.
– Ты издеваешься? – возмутилась третья.
– А ничем! – Аливе развела руками. – Сыпь как появилась, так и прошла, не оставив и следа. Намутил кто-то!
– Поразительные дела творятся в нашей академии, – склонившись ко мне, шепнул Фиц. Пользуясь случаем, он скользнул губами по мочке моего уха.
– Ты так напряжена… – довольно ухмыльнувшись, он отстранился.
Опущенные ресницы и плотно сжатые губы были прямым тому подтверждением. Я предпринимала отчаянную попытку, чтобы не расхохотаться. Бедная, бедная спица! В какую круговерть она попала моими стараниями. Увы, сдержать себя не вышло: мои плечи сотрясла мелкая дрожь, что привлекло внимание Аливе. Вернее, она проследила за выразительными взглядами адепток, направленными в сторону покрасневшей толстушки, сидящей за последней партой. Это и сподвигло блондинку обернуться через плечо. Вынужденная отреагировать, она махнула адепткам в жесте «на этом закончили» и направилась ко мне. Вот только никто и не думал расходиться, предвкушая очередное зрелище.
Скинув с парты мое перо и тетрадь, Аливе уселась на уголок, эффектно перекидывая «лошадиный хвост» за спину.
– Скучала? – пропела она.
– Безумно! – улыбнулась я. – Заказала тебе панихиду, а ты не пришла.
– Это очень мило с твоей стороны, – заботливым голосом воскликнула девушка, – не отменяй ее, не стоит! Место то же, суббота, в шесть вечера. Успехов тебе, сокровище наше, – пребывая в хорошем расположении духа, она соскользнула с парты, намереваясь уходить.
– Аливе, – окликнул ее Фиц. – Как на счет обеда в субботу?
Повисла напряженная пауза.
– Напомни, чем я тебе не угодила? – оборачиваясь, насторожилась Аливе.
Фиц на мгновение задумался, и словно издеваясь, протянул, – дуэль доставит мне ни с чем несравнимое удовольствие.
Спица сочувственно расхохоталась.
