– С таким же успехом вы можете передать его на китайском. Его я понимаю так же, как индийский. Но погодите минутку. Я сниму грязь.
Солнечные лучи подсушили ил на моей одежде, так что я, должно быть, напоминал старую картину, лак на которой потемнел и растрескался сотнями крапелюр. Я поднялся и сорвал несколько комьев. Полы моей одежды стали скручиваться.
– С чисткой не следует торопиться, – посоветовал Донелли. – У нас еще уйма времени, так что, с вашего позволения, я продолжу свой рассказ.
– Валяйте. Но когда, наконец, вы доберетесь до крыльев?
– Прямо сейчас, – сказал он. – Что ж, поскольку я не могу в полной мере передать вам объяснения Алека на индийском, постараюсь сделать все возможное, чтобы подыскать точные формулировки на английском. И не столь пространно. Индус объяснил дело таким образом. Он сообщил мне, что мы, христиане и белые, – не то же самое, что темнокожая и желтая расы. После смерти мы не переходим в тела низших животных, что является привилегией и должно нас бесконечно радовать. Мы сразу же переходим в более высокие существа. У нас появляются крылья, подобно как у бабочек, когда они появляются из куколок. Но эти крылья не возникают из ничего. Они формируются из информации, которой мы питали наш мозг в течение жизни. На нашем жизненном пути, мы приобретаем большое количество знаний, научных, исторических, философских и иных, и они образуют своего рода психическую субстанцию, из которой, неизвестным, таинственным образом и произрастают наши крылья. Чем больше информации мы накопили, тем величественнее наши крылья; чем она разнообразнее, тем богаче цветовая гамма. В момент смерти наш мозг пустеет, в нем не из чего развиваться крыльям. Из ничего не может возникнуть нечто. Законы природы неумолимы. Вот почему вы не должны сетовать на то, что вам пришлось целый день торчать в грязи, мой друг. Я передал вам такое количество бесценных знаний, что в будущем, вне всякого сомнения, раскраска ваших крыльев будет богаче, чем у павлина.
– Я бесконечно вам благодарен, – сказал я; эмоции переполняли меня и били через край.
Донелли продолжил свой рассказ.
– Я был так заинтересован сказанным мне Алеком, что предложил: «Пойдем со мной в Ниневийскую комнату, где мы сможем спокойно об этом поговорить». «Ах, сахиб, – отвечал он, – они не позволят мне войти с подносом». «В таком случае, – сказал я, – давай расположимся на ступенях перед портиком, где нас не побеспокоят голуби, и присядем там». Он согласился. Но привратник не позволил индусу войти. Он заявил, что согласно существующим правилам, ни один торговец в помещения не допускается. Я пояснил, что мы не претендуем на проход в помещения; что мы всего лишь хотим обсудить некоторые вопросы, касающиеся психологии. Это определенным образом повлияло на привратника, и он пропустил Алека со мной. Мы выбрали самые чистые, на наш взгляд, ступени, уселись бок о бок, и индус продолжил свои пояснения.
Мы с Донелли продолжали медленно подсыхать. Должно быть, мы походили на шоколадные фигурки, которые можно видеть в кондитерских магазинах, только в гораздо большем масштабе, не такого теплого оттенка и уж конечно, с совершенно иным запахом.
– Едва мы присели, – продолжил между тем Донелли, – я почувствовал холод каменных ступеней, а поскольку, по возвращении, у меня уже было два или три приступа подагры, я снова поднялся, достал из кармана экземпляр Standard, сложил и поместил между собой и ступенькой. Внутренний лист я протянул Алеку, для той же цели. Обычно восточные жители нечувствительны к доброте и не испытывают чувства благодарности. Но этот мой поступок тронул закоренелого язычника. Его губы дрогнули, он стал более разговорчив, если это вообще возможно, чем прежде. Он ткнул меня своим подносом и сказал: «Вон выходит Merewig. Интересно, почему так скоро?» Я увидел женщину средних лет, в сером платье, с жирными пятнами, перехваченном простеньким ремешком, завязанным сзади. «Что такое Merewig?» снова спросил я. То, что он мне ответил, я передам вам своими собственными словами. Все мужчины и женщины, – я имею в виду только европейцев и американцев, – на первом этапе своей жизни, как это принято, а также исходя из собственных интересов, приобретают и хранят в своем мозгу столько информации, сколько могут; и из нее, на втором этапе существования, разовьются крылья. Понятно, что чем больше и разнообразнее информации они накопят, тем лучше для них. Мужчинам это дается легче. Даже если они плохо учатся в школе, став молодыми людьми, они быстро научаются самой жизнью, – конечно, я не имею в виду праздных бездельников, которые никогда ничему не научатся. Они получают знания, даже занимаясь спортом; не говоря уже про бизнес, чтение, общение, путешествия – их мозг с течением времени становится похожим на склад. Как легко видеть, они не могут избежать этого при обычном разговоре, поскольку тематика очень обширна: здесь и политика, и социальные вопросы, и естественная история, и научные открытия, – а потому мозг мужчин постоянно пополняется знаниями. Молодые девушки ничего не читают, за исключением романов, что так же полезно, как надувать мыльные пузыри. А разговоры между ними – исключительно пустая болтовня.
– Однако, – возразил я, – в нашем цивилизованном обществе молодые девушки постоянно общаются с мужчинами.
– Это правда, – согласился он. – Но к чему сводятся эти разговоры? Легкомысленные шуточки, беседы ни о чем. Мужчины в разговоре с ними не затрагивают серьезных тем, им хорошо известно, что девушкам они не интересны, и они совершенно не расположены напрягать свои умственные способности. Хотите знать, почему так много англичан ищут себе в спутницы жизни американок? Потому что американская девушка развивает свой ум, становясь рациональной, хорошо образованной женщиной. С ней можно беседовать на любые темы, она может разделять интересы мужа. В какой-то мере, стать его компаньоном. То, что недоступно английской девушке. Ее голова пуста, как барабан. Сегодня ситуация меняется; подрастая и выходя замуж, или же оставшись старой девой, она заводит птиц, занимается садоводством, пополняет знания ведя хозяйство и присматривая за домашней прислугой. Но подавляющее большинство английских молодых женщин, если им суждено умереть рано, обладают незаполненным знаниями мозгом, и следовательно лишены возможности обретения крыльев. Будучи личинками, они не потребляли ничего, что позволило бы им превратиться в бабочек.
– Иными словами, – сказал я, – и молодые девушки, и мы, – то есть вы и я, – это нечто вроде личинок.
– Совершенно верно, мы личинки, как и они, только с большей способностью к возрождению. Когда девушки умирают, не получив достаточно знаний, что происходит весьма часто, они не могут возродиться. Они
