У Кейси сильно вспотели и слегка задрожали руки, что и говорить, суров командир, суров, а ведь вначале таким придурком показался.
- Простите, сэр, за неудачную шутку, - голос лейтенанта Крюгера еле заметно дрогнул, - хотел устроить сюрприз, торт с девушкой полуголой, все такое…
- Такие шутки в военное время, часто заканчиваются расстрелом перед строем. Я сам так делал не раз в…, неважно где. Займитесь лучше своим делом, а не шатайтесь по базе! Или кухня тоже входит в круг ваших научных интересов? И почему сержант Райбек должна при Вас поцеловать жабу? Вы что извращенец? Жабофильный вуайерист или вуайеристический жабофил?
Кейси явно не знала, куда меня деть, я просто запарился в ее горячей руке, А еще очень хотелось есть, а мух поблизости не было.
- Что Вы, сэр, это я просто пошутил. Ей совсем не обязательно ее целовать, тем более у жабы и вид больной, – продолжал оправдываться Крюгер. – Подумайте сами, как может наша Кейси поцеловать лягушку? Внучка такого героического деда не может целовать кого попало…
Тут он был прав. После сегодняшних передряг выглядел я, действительно, паршиво.
- Лейтенант, мы поспорили с вами на ящик виски? Настоящего, а не суррогата? – спросила Кейси у дока.
- Кейси, не волнуйся ты так, - ответил док, - Это была простая дружеская шутка.
- Вы пошутили, а я нет! – и сержант Райбек со знанием дела поцеловала меня в губы.
Это как же надо любить виски, - подумал я, - она, наверное, еще и алкоголичка!? Ничего не произошло, абсолютно. Вот и верь после этого статьям в журнале «Магия и жизнь».
- Гони виски, Крюгер, - сказала Кейси и грохнулась со мной на пол, прямо под ноги изумленному капитану.
- Ну вот, - сказал капитан, - Лейтенант, Вы, кажется, говорили, что русские ничего о нас не узнают? Им и узнавать ничего не надо, они давно здесь!
Глава 7 О докторе Ливси, тяжкой судьбе капитана Ленгдона и массовом освобождении принцесс
- У меня есть тост подкупающий своей новизной! – хотя язык слушался с трудом, я говорил уже, наверное, восьмой, а, может, и двадцать восьмой тост за сегодняшний вечер. Какое это, братцы, счастье говорить, а не квакать.
Вечеринка по поводу дня рождения моего нового лучшего друга капитана Ленгдона была в самом разгаре. Кейси не отходила от меня ни на шаг, и сколько я ни пытался разубедить ее в том, что я не заколдованный русский князь - не верила ни единому моему слову. Мой авторитет среди личного состава секретной базы достиг небывалой величины.
Во-первых, я научил америкосов пить по-русски, то есть, не закусывая после первой, второй и третьей, а также с минимальными перерывами между ними. Немного портило картину полное отсутствие водки и соленых огурцов, но виски и микроскопические французские корнишоны, с трудом, но смогли заполнить этот зияющий пробел.
Во-вторых, все, не только Кейси, считали меня русским царевичем, или, по крайней мере, князем, счастливо освобожденным от зловещих чар. Хотя они и демократы, но к царственным особам питали должное уважение.
В-третьих, все по достоинству оценили то, как я совладал с непобедимой Кейси Райбек, а когда узнали, что я обязан на ней жениться, и, естественно, увезти ее с собой подальше, плакали от счастья и подарили на память магический жетон самоликвидации индивидуального действия.
И, наконец, в-четвертых, меня очень уважали за то, что я трансформировался из лягушки в человека, в полной форме и с бутылкой коньяка за пазухой, чем сразу заслужил уважение капитана. «Это – настоящий солдат!», - сказал он тогда, помогая мне подняться с пола.
Шума конечно, было много. От трансформационного хлопка на кухне вылетели стекла, воздушная волна обсыпала всех мукой, а лейтенанта свалила с ног. Поднявшись и отряхнувшись, он сразу предложил меня застрелить по-тихому, что бы никто ничего не узнал, а лучше отдать ему для секретных опытов, исключительно из соображений гуманизма. На что, капитан заметил, что Россия с Америкой не находиться в состоянии войны, и начинать ее в ближайшее время не собираются, поэтому он считает предложение Крюгера не конструктивным, и даже в какой то степени вредным. Он абсолютно не поверил моему рассказу о погибшем корабле, в котором я из соображений секретности опустил ряд существенных подробностей. Главным аргументом против - было утверждение, что в лягушку просто так никого не превращают, а из всех способов уничтожения военных судов, поголовное превращение всего экипажа в земноводных – самый экзотический. Тут мне крыть было нечем. Скажите для чего меня, простого российского прапорщика, - превращать в жабу, пардон, в лягушку?
Затем меня очень внимательно осмотрел доктор Ливси, коллега Крюгера, занимающийся именно лечением пациентов, и не страдающим маниакальным синдромом их убийства. Жизнерадостный Ливси не нашел у меня никаких патологий, и для профилактики болотной простуды, выпил со мной на брудершафт полстакана спирта. То ли спирт был сильно разбавлен, то ли после стольких перенесенных стрессов, мне все было по барабану - я выпил его, даже не поморщившись.
- Чудесно, - сказал Ливси жизнерадостно улыбаясь, - пациент здоров, и не имеет синдрома направленного вампиризма. Можете быть абсолютно спокойными.
Услышав это, капитан, недолго думая, пригласил меня на свой день рождения, для укрепления союза двух дружественных армий. На радостях я подарил ему свою героическую бутылку коньяка, чем потряс Ленгдона до глубины души. Второе потрясение он испытал, когда попытался понять смысл надписи: «Коньяк Южнорусский. Пять звездочек. Разлит по заказу ОАО «Коломенский пряник» на Верхнее-Кундрюпинской чаеразвесочной фабрике имени Тадеуша Костюшко». Что удивительно, я совершенно спокойно понимал английскую речь в ее американском варианте. Неужели, чтобы выучить язык, надо было побывать в лягушачьей шкуре? Все шло отлично. Мы хором спели «В небесах мы летали одних, мы теряли друзей боевых…», выжав у капитана скупую мужскую слезу – его прадедушка воевал в эскадрилье «Нормандия – Неман». Потом мы все вместе орали песни «Биттлз», и, что бы доставить мне удовольствие, пытались хором спеть «Калинку-малинку», но каждый раз получилась «Марсельеза», дико растрогавшая капитана. Под нестройное пение хора мальчиков-зеленоберетчиков Кейси, склонившись к самому моему уху и нежно обняв за плечи, рассказала потрясающую историю жизни капитана Ленгдона.
Родился он в городе Париже, где и жил вместе со своей сестрицей и дедом, на пенсии подрабатывавшим хранителем Лувра. Дедушка часто таскал его по музею и нещадно порол, когда он путал импрессионистов с авангардистами, и маринистов с абстракционистами. Дед был членом сразу нескольких тайных обществ и все свободное, от работы и порки внука время, проводил на секретных тусовках.
