Во всем, что случилось дальше, виноват только я и, неудачное стечение обстоятельств. Сначала в зал приперся перепачканный в крови и грязи гонец и скорбным голосом сообщил, что найдены тела коварно зарезанных ночью диплодокских охранников. Мы с Кейси чуть вином не захлебнулись, от удивления. А потом, когда вскочили вместе со всеми, чтобы молча выпить за павших товарищей, у меня из кармана вывалилась бутылка с временно недоступным джинном и с предательским звоном покатилась по каменному полу. Заключенный в стекло старикан тут же стал возмущенно орать о злостном нарушении правил джиновладения (Откуда он взял, что такие правила вообще есть?) и громко ругаться на всех мертвых восточных языках. Поэтому моя идея, выдать его за бутылку древнего ритуального самогона провалилась, так и не воплотившись в жизнь.
Как загорелись глаза Генриха, как оживился этот потомок заблудившегося конкистадора! На всякий случай я, сказал, что это мой домашний ручной джинн, который по наложенному пятьсот лет назад заклятию, обязан меня всегда сопровождать в боевых походах и засунул бутылку обратно в карман. Но герцога это не остановило, он стал упорно уговаривать меня продать фамильную реликвию, постоянно повышая цену. Подонок-джин начал громко говорить о своей давней любви к рыцарству и перечислять номера крестовых походов, в которых он лично принимал участие, не уточняя, правда, на чьей стороне. Герцога это раззадорило на столько, что он назвал такую сумму…
В общем, скрепя сердце, я решил расстаться с бесценным семейным артефактом, обеспечив себе, будущим детям, внукам и правнукам безбедную старость, а Кейси лечение в лучших клиниках пластической хирургии. Но, между мной и очень обеспеченной старостью вдруг возникло непреодолимое препятствие – как только я собирался достать бутылку, руки отказывались меня слушаться.
Есть, пить, шевелить пальцами, ковыряться в носу – это, пожалуйста, сколько хочешь. А вот достать бутылку из кармана – нет, сразу становятся как не свои. Объяснив недоумевающему Генриху, что заклятие очень сильное, так просто, с наскока, его не преодолеть, я пошел на хитрость. Взяв со стола бутыль с надписью «Настоящий древнегерманский шнапс», ( кстати вопрос: откуда здесь шнапс?) засунул ее в карман к джину. Джин на это событие отреагировал бурно, стал шумно и жадно облизываться, громко чмокать губами и орать похабные застольные древнегерманские песни - что поделаешь, бурное алкогольное прошлое давало о себе знать. Я медленно вытащил руку из кармана, а потом резким движением засунул обратно и схватил за бутылку джинна горлышко, но вытащил под протестующие вопли ифрита все равно бутылку со шнапсом! Повторив этот фокус, раз пять и, поняв, что карьера Коперфильда мне не грозит, я опустил руки (в прямом смысле этого слова). Генрих еще потоптался около меня немного, а потом, сказав, что глубоко уважает мою верность фамильным традициям, злобно сверкнул черными глазами, отстал.
- Теперь он должен тебя отравить. – заговорщическимтоном шепнула Кейси внимательно наблюдавшая за моими потугами.
- От - равить? - я снова поперхнулся вином.
- Да, милый,- кивнула она, внимательно рассматривая внутренность серебряного бокала.- Ты при всех отказался продать своему синьору джина, причем за бешенные деньги. Такое оскорбление при подданных нельзя оставить безнаказанным – это раз, ему действительно очень нужна эта бутыль – это два и, в-третьих - мы с тобой единственные, кто может рассказать о том, как действительно развивались события на диплодокском поле.
- Это я не захотел? – моему возмущению не было предела, - Да пускай забирает бутылку к чертовой матери и идет дальше воевать со своими чокнутыми кроликами. Кстати, отличная мысль – сейчас позову герцога, и пусть сам достанет бутыль из моего кармана.
Ошеломленный таким простым решением проблемы я открыл рот, но вместо слов: «Ваше сиятельство, соблаговолите достать бутылку сами!» вдруг ляпнул: «А что-то давно, благородные сэры, мы не пели песен?».
Это была моя вторая ошибка.
Все одобрительно загудели, выпили за высокое искусство военных музыкантов и полезли под стол искать свои лютни.
- Хотя, может и не отравят. – продолжала не обращая внимания на шум и всеобщее оживление, развивать свою мысль Кейси.
Я облегченно вздохнул. Слава Богу, не все так плохо.
- Скорее всего зарежут, по-тихому. Все-таки почетные гости, вновь приобретенные вассалы и просто так взять и отравить их за рыцарским круглым столом? – она пожала плечами, - Не захотят осквернять святыню. Чтобы лишний шум не поднимать, пырнут ножиком в темном углу и все. Злодея потом обязательно найдут, казнят публично, перед смертью он, конечно, во всем признается, расскажет на кого работал и по чьему заданию смертоубийство совершил. Так что с точки зрения закона – носорог рога не подточит.
Я шумно сглотнул и посмотрел по сторонам. Как много вокруг колющего и режущего…
- Так что милый постарайся ничего больше не есть и не пить и внимательней смотри по сторонам и особенно за спину.
Я с ужасом посмотрел на полупустой бокал в своей руке. Не зря говорят врачи, чрезмерное потребление алкоголя хорошо помогает от депрессии, но значительно укорачивает путь к могиле. Выбравшие эту дорогу, умирают веселыми и жизнерадостными, жаль живут не долго.
В животе вдруг сразу стало горячо, потом запекло как от изжоги. А в грудь слегка долбануло током. Все правильно – японский медальон предупреждает, хватит пить (Вообще, с каких это пор он взял на себя функцию заботы о моем здоровье? Страшно подумать, что он еще может мне запретить). Но было поздно. Медальон еще раз жахнул током в грудь (воспитывать меня решил, гад), а вино, наконец, долбануло в голову. Я взял бокал и, осушив его залпом, с громким стуком поставил на стол.
Возникший рядом герцог, положил мне руку на плечо ипо-отечески заглянул в глаза.
- Тебе не плохо, друг мой? – тревожно спросил он.
Я слегка приобнял его (не подумайте ничего плохого, просто, чтоб не упасть), качнулся и сказал:
- Мне очень хорошо! Почему никто не поет?
Оказалось, что вечер патриотической песни решил открыть сам хозяин замка. Он заявил, что споет отходную обрядовую балладу, которой рыцарей, на его родине, всегда провожают в путь, последний.
Генрих взял в руки помесь гитары с мандолиной и нудным голосом (а они здесь другим просто петь не умеют) запел. Уж, простите меня, ребята, слова я не запомнил. Содержание помню, а слова нет. Надо было, конечно, потом записать, но не успел.
В балладе пелось о худом, но очень благородномрыцаре, у которого всю еду сжирал толстый наглый оруженосец. Убить подонка за несоответствие занимаемой должности и неуважение к работодателю рыцарь не мог, потому, что был беден, часто задерживал зарплату, и больше никто
