Он вылез на крышу и оглянулся: понял сразу, что враг проник в город. На улицах Монатавана кипел бой… Повернул голову к черной цитадели, где мелькали факелы и звон металла доносился даже сюда – в бедный жилой квартал.
Водан увидел, как в маленьком внутреннем дворике позади их дома несколько людей пытаются отодвинуть решетку в саду, закрывающую сточную канаву. Скатился по черепице, повинуясь безотчетному чувству, побудившему его присоединиться к ним. Две женщины, старая и молодая, прижимающая к груди младенца, и старик сдвигали тяжелую решетчатую крышку, закрывающую вход в подземный коллектор. Одна из женщин, их соседка Мартина, узнала его.
– Водан, помоги…
И девятилетний мальчик оказался именно той недостающей силой, которой им не хватало, чтобы поднять чугунную решетку.
– Что там? – шепнул он, обращаясь к своим невольным спасителям.
- Никто не знает, что там, – так же тихо прошептала Мартина. – Но здесь – смерть…
Они опустились в зловонную воду, стекающую вниз. Молодая женщина, прижимающая к груди вдруг закричавшего тоненьким голоском младенца, поскользнулась на покрытом слизью и грязью стоке и провалилась вниз. За ней последовала старуха. А Водан и старик сумели закрыть проход, чтобы не возбудить подозрений у тех, кто увидит маленький внутренний дворик уже опустевшего дома.
Канализационный проход вел глубоко под землю, вливаясь в подземный коллектор, неизвестно кем и когда проложенный – Монатаван был старым городом, не одно поколение людей сменилось здесь с момента его постройки. Люди уже забыли, кто и когда проложил первые подземные сообщения…
Все четверо шли под землей, погрузившись по пояс – а Водану зловонная грязная вода доходила местами почти до шеи, – петляя, опускаясь все глубже и глубже под землю. Куда они идут? Куда они бредут во мраке неизвестного подземного лабиринта? Сколько времени они так петляли, пока вдруг не услышали приглушенные отдаленные голоса, плач и причитания женщины и стон мужчины?
Подземный коридор вывел их в большое помещение, вода отступила. Ноги ступали уже не по скользкому, покрытому струящейся водой туннелю, а по каменному полу, который тут же стал мокрым от стекающей с беглецов воды. Не было видно ни зги. Их услышали – вернее, их шаги. И плач, раздающийся рядом, и стоны внезапно прекратились. Они замерли, натолкнувшись друг на друга. Замерли и те, кто уже находился во влажном, душном зале. Некоторое время молчали все, потом не выдержала Мартина, по-прежнему прижимавшая ребенка к груди.
– Кто здесь? – ее голос разнесся по всему пространству большого помещения.
Кап-кап-кап… капала вода, нарушая вновь наступившее молчание. Отозвалась женщина, в голосе слышался испуг:
– А вы кто? Откуда?
– Сверху, – вдруг произнес старый Родри, сжав внезапно Водану холодные, узкие плечи костистыми пальцами.
– И мы… сверху, – сказала невидимая женщина. Помолчала и добавила: – Город будет взят.
– Откуда ты знаешь? – воскликнула старуха, жена Родри, шамкая беззубым ртом.
Ей ответил мужчина:
– Обнаружен подземный ход. Армия мятежного Валласа ворвалась в город. Войско раскинулось за стенами… Если им удастся открыть ворота – Монатаван падет.
– Что здесь? – не смог сдержать вопроса Водан.
– Склеп.
– А как вы сюда проникли?
– Как и вы, через подземный туннель под городом…
– Мы сможем выйти? – забеспокоилась Мартина.
– Сможем, – спокойно заметил невидимый мужчина. – Вот только неизвестно, зачем мы выйдем и куда… Если город взят, нас убьют тут же. Если подождем несколько дней, возможно, захватчики пойдут дальше, и нам удастся сохранить наши жалкие жизни.
Снова наступило тяжелое молчание. Молодая женщина опустилась прямо на пол и дала разревевшемуся младенцу грудь. Раздалось тихое чмоканье и сопение маленького заложенного носика.
– Устраивайтесь поудобнее, – произнес тот же голос. – У нас впереди долгое ожидание…
Но устроиться поудобнее им как раз и не довелось. Семеро уцелевших жителей Монатавана начали умирать один за одним.
Раненый мужчина умер на следующий день. И, умирая, позвал Водана:
– Парень… Ты должен остаться в живых. Если в этом мире есть хоть какие-то законы, хоть какая-то справедливость, если боги окончательно не отвернулись от него – кто-то должен остаться живым… На женщин не полагаюсь: их всегда забирает победитель, они умудряются полюбить врагов и родить от них детей… Но ты – ты вырастешь, и ты будешь помнить… ты будешь помнить все, что здесь произошло… Будешь? – вдруг переспросил, задыхаясь и без конца облизывая совершенно пересохшие губы.
Все ходили пить зловонную, липкую воду, капающую на выходе из зала. Поначалу Водан не мог представить, что ее можно не то что проглотить, а просто взять в рот. Но к концу первого дня жажда стала нестерпима…
Здесь, в подземелье, было сыро, но невероятно душно. Из трещин в земле просачивались газы, вызывающие слезотечение и боль в глазах, в носу и горле. И эта вонючая, мерзкая, отвратительная вода, тем не менее, помогала…
Раненый сказал сразу: «Я ухожу… Я потерял слишком много крови, не трогайте меня…» Это был мирный человек. Он сам говорил, что за всю жизнь никогда в руках меча не держал – лишь нож для разделки скотины и мясной топор, да и то с неохотой. Его дед был гончар, как и отец. С детства он делал посуду и большие чаны для хранения пищи и воды.
– Мои руки не умели убивать, – шепнул он Водану. – И это было ошибкой. Ты должен выжить. Ты должен стать воином. И ты должен отомстить. Боги выбрали тебя. Ты – единственный уцелевший.
Умирающий повторял это каждый час и без конца звал мальчишку к себе. Его жена не переставая плакала над ним. Она и убила солдата из армии мятежного Валласа, ворвавшегося к ним в дом ночью, прикончившего спавших детей и родителей и смертельно ранившего мужа. Убила, проткнув его вилами со спины с такой невероятной силой, что древко вошло в тело, проломив ребра, и уперлось в грудину, разорвав внутренности.
Ее муж истекал кровью. Она сама поняла, что его не спасти: каждое движение вызывает выброс новой струи горячей жидкости, уносящей с собой жизнь. Они почти не разговаривали между собой.
– Парень… – снова, уже угасающим голосом, позвал гончар.
– Я здесь, – шмыгнул носом Водан.
– Ты запомнил имя? Ты запомнил имя того, кого ты должен убить?
Да.
– Повтори…
– Варг…
– Да, Варг. Я назначаю тебя его палачом – от имени всех невинно убиенных этой ночью, от имени тех, кто не смог себя защитить… чьи души никогда не будут упокоены, и память о которых исчезнет с
