– Ребят, – говорю я, и голос мой почти не дрожит, хотя врывается в затихающие аплодисменты, – спасибо большое! Безумно рада вас всех видеть!
И они отвечают. Крики стихают, лишь когда мы с Гроу прыгаем в зал, и, кажется, этот вечер войдет в историю, как вечер обнимашек. Мы танцуем, ужинаем, без устали болтаем – и снова танцуем. Где придется. Весь клуб в нашем распоряжении, поэтому до танцпола добираются только самые сильные, основная тусовка происходит здесь. Именно здесь мы вспоминаем смешные эпизоды, Горрхат, который Лимес Фарт, взбирается на сцену и дает внеплановую программу, во время которой мы загибаемся от смеха. Мне кажется, так смеяться нельзя, у меня уже не просто губы болят, у меня болит лицо, но Фарт – истинный комик. И когда мне кажется, что смешнее уже ничего придумать нельзя, он выдает что-то такое, от чего я просто ору в плечо Гроу.
Вечер пролетает незаметно, и первой убегает Гелла. Ее муж недавно начал двигаться, сейчас он заново учится ходить, и, если честно, я искренне благодарна ей за то, что она вообще пришла. Клуб наш до утра, но есть еще те, кто торопится к семьям или просто к своим любимым, поэтому еще через пару часов остаются только самые стойкие.
– Я хочу тебя, – говорит Гроу, возвращаясь от дальней стойки с коктейлем.
Я беру коктейль из его рук и делаю глоток: сладко. Теперь мои губы тоже будут сладкими.
– Значит, нам пора.
– Значит.
Я обнимаюсь с Джамирой, Лирой и Биреком. Мы прощаемся с остальными, допиваем один коктейль на двоих и, пьяные больше от счастья, чем от чего бы то ни было еще, выходим на стоянку.
– Упс, – говорит Гроу, глядя на флайс.
Я смеюсь:
– Звони.
Он звонит, и нас везут домой, водитель периодически поглядывает на нас в зеркало заднего вида, а мы стараемся вести себя пристойно. Ключевое слово «стараемся», потому что рука Гроу скользит по моему колену, поглаживает внутреннюю сторону бедра.
– Ленард тебе не простит, что ты его не позвал, – говорю я, чтобы немного отвлечься.
– Простит, – хмыкает Гроу. – У него сейчас другие интересы, и это была вечеринка для взрослых.
У Ленарда действительно другие интересы: как-то вместе со мной он отошел от актерства и увлекся созданием виртуальных реальностей. Видимо, тоже на меня насмотревшись, правда, ему нравится игровое направление. Сейчас он выбирает университет, где хочет учиться. Параллельно собирается проходить всякие курсы у мастеров своего дела, и мы с Гроу его поддерживаем. В нашей семье все творчески озабоченные, каждый по-своему.
К счастью, мы уже прилетели.
Водитель отдает нам ключи и уходит, а мы делаем вид, что не замечаем, как на нас смотрят. Какая разница, если все, чего я хочу, – это касаться губами обжигающей кожи, чувствовать его дрожь под своими пальцами, ощущать бушующее в нем пламя как свое собственное.
По пути в спальню меня начинает потряхивать: сначала от возбуждения, потом от смеха, когда я вспоминаю, что забыла туфли в клубе.
– Это диагноз, – говорю я, отсмеявшись, а Гроу отбрасывает телефон в сторону.
– Позвони Биреку. Пусть заберет.
Заберет – что? Я вряд ли понимаю, о чем мы говорили еще пару секунд назад, когда Гроу толкает меня к стене и тянет платье наверх. Прическа приказывает долго жить, а потом меня подхватывают на руки и несут на кровать. Раздевать его я могла бы долго, мучительно долго, но у меня так дрожат пальцы, что сейчас я могу что-нибудь подпалить. Поэтому просто дергаю рубашку, и пуговицы поддаются силе плеснувшего в ладони пламени, разлетаются в разные стороны, а я касаюсь губами его груди.
– Та-а-анни, – хрипло выдыхает Гроу, когда я усаживаюсь на его бедра прямо поверх джинсов. А потом смотрит мне в глаза и выдает: – Зажигалка.
От этой «Зажигалки» крышу срывает, как в старые добрые времена. Я почти рычу, впиваясь в его губы поцелуем, Гроу врывается в мой рот, а потом опрокидывает меня на спину. Щелчок молнии – и он с такой же яростной силой врывается в меня, отпуская пламя на полную. Мое пламя ударяет в его или его в мое, я впиваюсь ногтями в смуглые плечи и кричу от охватывающего меня наслаждения и единства. Огонь внутри бушует с такой силой, что пеплом разлетается все, что было до, и все, что будет после.
Остается только настоящее. Только здесь и сейчас.
Поцелуй обжигает губы, и низ живота тоже горит от яростных, сильных движений. Этот жар растекается по телу, расходится по нам, чтобы разомкнуть силу нашего пламени, а после снова объединить и рвануться ввысь, к потолку.
– Фи-ишечка, да? – спрашиваю не своим голосом: хриплым, низким, порочным.
Меня трясет от клубящейся в нас силы и от того, как мучительно-сладко нарастает внутри нечто новое, незнакомое, но безумно мощное – как ураган.
– Фишечка, да, – так же хрипло отвечает он.
Сумасшедший дракон, как есть: глаза полные зеленого пламени, радужки разбиты вертикалью зрачков. И в них, раскрывающихся до черных провалов, отражаюсь я. Сама не знаю почему, от этого сейчас сносит крышу даже сильнее, чем от скользящих по груди, цепляющих ее вершинки пальцев. И я раскрываюсь на полную, обнимаю бедрами его бедра, подаваясь навстречу снова и снова.
И когда пламя откатывается в нас, чтобы не перекинуться на стены, а после собирается тугим шаром внутри и освобождается огненно-водной вспышкой, я снова кричу. Кричу от наслаждения, впитывая дрожащее рычание и ругательства, срывающиеся с его губ, содрогаясь под ним, чувствуя, как содрогается он, вдыхая полной грудью наш общий жар. Нашу страсть. Наше одно на двоих дыхание и наше небо, которое сейчас переливается сотнями искр в затемненных изнутри стеклах.
– Та-а-анни, – повторяет он, заставляя меня вздрогнуть от резкой смены ощущений и неожиданной свободы там, где только что было чувство абсолютной наполненности.
– Джерман, – говорю я и вижу, как темнеют его глаза.
Его имя – это моя личная фишечка. Особенно если произнести его так.
Потом мы лежим на постели, и его пальцы выписывают узоры на моей спине. Мне так хорошо, что не хочется двигаться, но я знаю, что как минимум мне нужно в душ, чуть-чуть взбодриться. Иначе я провалюсь в сон, а этого делать никак нельзя.
– Ты правда думал, что мне может не понравиться твоя песня? – интересуюсь я, незаметно щипая себя за запястье.
– Правда. Если честно, мне было дико страшно. Страшно, что тебе не понравится. Страшнее было, только когда я думал, что потерял тебя навсегда и что ты меня не простишь.
Об этом он тоже спел.
Я тянусь за новым поцелуем.
– Теперь я буду звать тебя
