– Прекрасный план. Отправимся туда, как только Армун почувствует себя лучше. А пока поохотимся, накоптим мяса, насушим эккотац. Чем меньше придется охотиться по пути, тем скорее доберемся до места.
Из шатра вдруг послышался громкий плач младенца. Арнхвит подбежал к Керрику, схватил его за руку и тревожно посмотрел на отца. Керрик улыбнулся, почесал в затылке.
– Не волнуйся. Младенцы всегда так пищат. Теперь у тебя есть сестра, очень крепкая девочка, если судить по голосу.
Арнхвит успокоился.
– Пойду поговорю с друзьями.
Последнее слово он сопроводил жестами иилане’, обозначавшими то же самое. Видно было, что с ними ему куда интереснее, чем с маленькой сестрой.
– Да, иди. Надаске’ будет приятно. Но ты не сможешь поговорить с Имехеи. Он спит в воде. Так уж заведено у иилане’, и зачем им это нужно, я объяснить не могу.
– Спрошу у Надаске’, может быть, он объяснит.
«Может быть», – подумал Керрик и отвернулся. Нужно еще столько сделать.
5
Enotanke’ ninenot efendasiaskaa gaaselu.
Все мы живем в Городе Жизни.
Второй принцип УгуненапсыПроснувшись наутро, Амбаласи не почувствовала себя отдохнувшей – словно и не ложилась. Она, конечно, понимала, что она уже далеко не фарги, вышедшая из моря. И даже не молодая иилане’, полная свежего сока жизни. Амбаласи знала, что стара, но впервые по-настоящему ощутила свои годы. Сколько живут иилане’? Она не знала. Однажды Амбаласи решила выяснить, но вынуждена была оставить это занятие. Если уж даже о важных событиях в городах не велось никаких записей, то откуда иилане’ могли знать, сколько лет прожили на свете. Десять лет Амбаласи следила за некоторыми иилане’, каждый год отмечая изменение положения созвездий в ночном небе. Но за это время одни ее подопытные покинули город, другие умерли. Наконец она куда-то задевала все свои записи. Когда же это было? Она не помнила – потому что не записала и этого.
– Отмечать ход времени не в природе иилане’, – решила она и протянула руку к сочному водяному плоду.
И все-таки она стара. Когти пожелтели, кожа на руках покрылась морщинами и обвисла. Это факт. Завтрашнее завтра будет таким же, как и вчерашнее вчера, но ее скоро не будет среди тех, кто увидит его. В мире станет меньше на одну иилане’. И никого это не тронет – а ей уже не о чем будет беспокоиться.
Отогнав неприятную мысль, невесть откуда взявшуюся в солнечный день, она нажала на гулаватсан, распластавшийся на стене. Существо издало пронзительный вопль, и вскоре Амбаласи услышала торопливые шаги Сетессеи.
– Амбаласи рано поднялась для неизменных трудов. Мы сегодня опять пойдем к сорогетсо?
– Нет. Сегодня я не собираюсь работать. Сегодняшний день я посвящу созерцанию, отдыху под теплым солнцем, наслаждению размышлениями.
– О Амбаласи – мудрейшая из мудрых. Фарги работают собственными руками, но только несравненный ум Амбаласи позволяет ей работать мыслью. Не расписать ли твои руки изысканными знаками, дабы все видели, что грубый физический труд ниже твоего достоинства?
– Великолепнейшая из мыслей, наиподходящее из предложений.
Сетессеи пошла за краской и кистями и, обернувшись, к своему удовольствию, заметила, что Амбаласи уселась на хвост в самом светлом и теплом месте и предалась блаженству. Отлично. Возвратившись, она обнаружила у дверей тощую иилане’, которую, увы, знала прекрасно.
– Я услышала громкие голоса из места, где работает-спит Амбаласи, – сказала Фар<. – Я хочу поговорить с ней.
– Запрещено-неправильно-опасно, – ответила Сетессеи, подкрепляя слова жестами решительного приказа.
– Но это очень важно.
– Гораздо важнее, чтобы сегодня Амбаласи не разговаривала ни с кем. Так она приказала. Или для тебя ее приказ ничего не значит?
Фар< открыла рот, чтобы ответить, но, припомнив Амбаласи в гневе, сделала отрицательный жест, дав понять, что изменила намерение.
– Мудрое решение, – произнесла Сетессеи. – А теперь иди в город и скажи всем, чтобы никто не смел нарушать покой Амбаласи, пока солнце не закатилось.
Солнце грело, Амбаласи блаженствовала, наслаждаясь отдыхом. Ощутив легкие прикосновения, она открыла глаза, посмотрела на узоры, которые наносила на ее руки Сетессеи, и одобрительно кивнула.
– Сетессеи, сегодня важный день. Прекращение физического труда и переход к размышлениям уже дали определенные результаты. Я должна осмотреть выращенный мной город и описать, как он растет.
– Я приказала, чтобы сегодня никто не мешал тебе ходить по городу.
– Ты великолепная помощница, Сетессеи. Ты угадываешь все мои желания.
Сетессеи смиренно потупилась, лишь гребень ее зарделся. Этот день она запомнит – никогда еще Амбаласи не говорила ей столь приятных слов. А кроме одобрения и признания, ей ничего не было нужно.
Утолив жажду и раскрасив руки, Амбаласи вступила в город Амбаласокеи, который сама вырастила на чужом берегу. Она шла по городу, и никто не смел заговорить с ней.
Город разрастался во все стороны от главного ствола. Среди ветвей и корней жили сотни живых существ. Они размножались и взаимодействовали: перегоняли воду из корней в листья, перекачивали ее в водяные плоды, поили ею симбионтов, животных и растения. Амбаласи шла по живому полу, который содержали в чистоте вечно голодные насекомые. Она осмотрела плодовую рощу, где паслось небольшое стадо элиноу. Потом вышла к пристани на берегу реки, у которой стоял урукето, невозмутимо смотревший на нее огромным глазом, окруженным роговым кольцом. Наконец она подошла к терновой стене, надежным кольцом окружавшей весь город.
По перешейку она перебралась на другой берег. Там как раз тянули сети, и вскоре на берегу оказался огромный угорь. Он медленно извивался, но был уже неопасен. Сестры усыпили его токсином, созданным Амбаласи.
Проходя по городу, она увидела закрытую дверь и остановилась около нее в раздумье. Она глядела на дверь, еще ни разу не открывавшуюся, и размышляла. И все более погружалась в раздумья.
Солнце медленно ползло по небу. Наконец тень дерева упала на нее, Амбаласи ощутила холодок и очнулась. Она выбралась на солнцепек и, согревшись, отправилась дальше. Она прошла мимо рощи, где среди деревьев росли дикие цветы. Это было нововведение – в других городах иилане’ не найдешь таких живых украшений. Было в них нечто подобное раскрашиванию рук – занятию легкомысленному и совершенно несерьезному, с точки зрения строгих Дочерей.
Наконец Амбаласи добралась до амбесида. И это сердце города, где жизнь должна бить ключом, оказалось совершенно пустынным. В самом теплом месте, у стены, обращенной к солнцу, где подобает сидеть эйстаа, была лишь грубая кора. Она медленно подошла поближе и привалилась спиной и теплому дереву. И стояла так, поглощенная мыслями, пока какое-то движение вдалеке не привлекло ее внимание: какая-то иилане’ пересекала
