Каждый сам за себя.
Ее это вполне устраивало.
Рэтэуэй вытянул вперед руки в перчатках – в одной из них он по-прежнему держал усыпанный кристаллами камень. На его лице застыла напряженная сосредоточенность – а может, это был страх – туман, клубясь, приближался к нему.
– Ну вот, – вздохнул Биволо с некоторым разочарованием. – Опять они за свое. Придется вернуться к грабежам.
Ни он, ни Мардон не двигались с места – никто не собирался вмешиваться. Оба наблюдали, ожидая, что будет дальше.
Она никогда не видела Нимбуса в деле, но знала, на что он способен. Она ожидала, что облако охватит Рэтэуэя, он схватится за горло, начнет задыхаться и рухнет на пол.
А потом туман остановился.
Пол едва заметно завибрировал.
Рэтэуэй улыбнулся.
– Не выйдет, Нимбус, – сказал он. – Лучше соберись, пока можешь.
Туман задрожал, словно кончик хвоста рассерженной кошки. Он медленно перетекал, образуя мерцающую человеческую фигуру. Тело. Руки. Ноги. Голова… и, наконец, лицо. Его черты отчетливо выражали ярость и растерянность. Нимбус попытался шагнуть к Рэтэуэю и чуть не упал.
– Что ты сделал? – прохрипел он.
Рэтэуэй сложил губы в самодовольную ухмылку и вытянул руки, по-прежнему защищенные перчатками, словно сошедшими со страниц научно-фантастического романа.
– С помощью своих ультразвуковых перчаток я могу возбуждать твои молекулы, когда ты находишься в газообразном состоянии. Если бы я не остановился, ты бы закипел и превратился в ничто.
Он пристально посмотрел на каждого из троих металюдей, присутствовавших в комнате, ничего не говоря, но явно подразумевая, что он способен подобным образом обойтись и с ними – если понадобится.
Шона рассмеялась. Лицо Нимбуса выглядело невероятно комично. Из грозного убийцы он превратился в обиженного маленького мальчика. Мардон и Биволо тоже насторожились, не понимая, на что способен Рэтэуэй. Никто из них не смог бы противостоять Нимбусу – им оставалось бы только убегать. А Рэтэуэй смог – и победил ядовитого монстра, причем без особых усилий.
– Ладно, ладно, – Мардон нервно усмехнулся. – Мы согласны. Мы снова друзья. Мы все стремимся к одному – получить достаточно денег, чтобы прекрасно провести свои лучшие годы, и чтобы Флэш не мог нам помешать.
– Именно.
Рэтэуэй снял очки и протер стекла полой рубашки. Он взглянул в них, и только потом осторожно нацепил снова. Потом примирительно кивнул в сторону рассерженного Нимбуса.
– Друзья.
Снаружи уже темнело, и лишь слабая пурпурная полоска очерчивала нижний край облаков. Шона решила, что сможет терпеть этих идиотов достаточно долго, пока не разбогатеет и не купит себе дом, такой, как этот. Она не любила этот город. Год за годом он втаптывал ее в грязь. Разве она не имеет права забрать себе часть их денег? Она их заслужила, а местные власти взамен просто смогут напечатать новые. Вскоре она сможет отправиться куда угодно.
Куда угодно, кроме Централ-Сити.
7
Барри прижал глаз к окуляру микроскопа. Он ссутулился над столом, и прикосновение металла ко лбу и щеке успокаивало его.
Мальчиком он провел немало счастливых часов, разглядывая под микроскопом предметные стекла с волосами, глазами насекомых или клетками кожи. Воспоминание об этом возвращало его в безопасную обстановку собственной спальни, с постерами и книгами, так что он всегда чувствовал себя спокойно за своим рабочим столом в полицейском департаменте Централ-Сити. А еще оно давало ему ощущение, что у него есть цель, что он может чего-то добиться. Даже если вломится капитан Сингх и начнет требовать какой-нибудь отчет, который нужно было сдать уже давно, Барри останется спокойным, потому что это место принадлежало науке. Он понимал, как это работает.
Барри всегда мечтал стать ученым. Он осознанно решил изучать криминалистику, потому что в детстве пообещал, что раскроет убийство матери и добьется, чтобы его отца освободили из тюрьмы. Он никогда не забудет ту ужасную ночь, когда он, одиннадцатилетний, увидел, как красные и желтые вспышки проносятся по их гостиной. Их жуткое сияние окружило его мать, которая отчаянно призывала Барри не подходить, не подвергать себя опасности, хотя ее убивала какая-то неведомая ей сила.
Среди молний появилось человеческое лицо. Барри увидел невозможное, и с того дня им двигало стремление познать то, что считается непознаваемым. На самом деле, Барри в конце концов раскрыл убийство, но не с помощью науки. Лишь после того, как был создан Флэш, ему открылась истина, и убийца заплатил за свой трусливый поступок.
Барри выкинул из головы жуткие воспоминания и с благодарностью снова вернулся к микроскопу. Предсказуемость процесса научного исследования успокаивала его, как всегда. Пока другие дети мечтали о том, как сделают выигрышный тачдаун на Супербоуле или в последнюю секунду забросят мяч в корзину, вырвав победу в чемпионате, Барри намеревался раскрыть тайны вселенной.
– Чему ты улыбаешься?
Джо Уэст стоял в дверях.
– О, ничего такого. Просто всякие научные дела. Ты же меня знаешь.
– Я-то тебя знаю. – Джо постучал пальцем по наручным часам. – Ты задержался допоздна. Хьюго Ларсон?
– Верно, – улыбка мгновенно погасла. В этом деле не было ничего приятного. – Наши подозрения были справедливы. Я нашел следы синильной кислоты – она не могла попасть в ткани естественным путем. Скорее всего, его убил Туман.
– Я опросил семью Ларсона и его коллег. Этот человек был образцовым гражданином. Нет никакой связи между Ларсоном и Нимбусом. Что-нибудь необычное нашлось на месте преступления?
– Что ж, необычное – понятие относительное, но я собрал немало отпечатков пальцев, как и следовало ожидать в открытом для посетителей музее. Но на большинстве разбитых артефактов – только отпечатки доктора Ларсона. Кроме того, я идентифицировал его отпечатки повсюду на разбитых витринах, и кровь из всех пятен, которые мы нашли, принадлежала ему. С этими порезами на руках и уликами, которые мы нашли на его теле и одежде, сложно сомневаться, что именно доктор Ларсон и уничтожал экспонаты.
– Есть предположения, почему?
