и страшно, в точности как на высоте - он боится высоты, как никакой глубины, и настолько ей чужд, что избегает подходить к окнам даже на третьем этаже, когда оказывается на поверхности - но перестать кажется не менее невозможным, чем прекратить падение или остановить машину, в тормозной системе которой не осталось ни капли жидкости. Майор отстраняется сам, чтобы подразнить, когда разбирает нестабильность старлеева хладнокровия, отворачивается на секунду и болезненно-блаженно улыбается:

- Главное, не делай вида, что не хочешь. У обоих из нас есть вещественное доказательство обратному.

Джоди не хочет делать этого вида и не может, потому что даже саму идею находит глупой и нечестной, но в последней фразе сомнительного собеседника хватает одной маленькой детали, чтобы соскользнувший было с восприятия, как бусы с нитки, самоконтроль вышел из спящего режима, въехал обратно в отведенные для него пазы, снизил перегрузку и вернул управление над телом в полной мере. Зубы Райдера зябко клацают на слове "доказательство", очень характерно, и Джоди по ассоциациям вспоминает и понимает: плутонная абстиненция - неповторимая штука.

- Хочу, конечно, - произносит старлей; он был уверен, что ни слова не выговорит, не запнувшись, но выходит совсем наоборот - чуждо, железно и холодно. - Тебя сильнее всех прочих, кто носит твою фамилию. Но сейчас, думаю, тебе слишком нехорошо для чего-то подобного, Сью.

Майор щелкающе всхахатывает и, смешивая их волосы, по-кошачьи ласково трется виском о висок Джоди.

- Меня зовут не Сью, - с маниакальной радостью сообщает он. - Сью был срезан вместе с лишними волосами, как и все прочие. Теперь меня зовут Ганс, парень. Джи-ю-эн-эс, понимаешь?

- Да, - Джоди ослабляет хватку и, выпростав правую руку из-под мышки собеседника, осторожно гладит его вверх по груди, пока не добирается до плеча. - Тебя ломает, Ганс, не по-детски ломает.

Майор оскорбленно фыркает, снимая ладони с затылка хозяина квартиры, и пытается отшатнуться, чтобы прервать контакт, но не успевает - Джоди слишком хорошо знает, что такое плутонная абстиненция, когда хребет наполняется жидким азотом, электрическая боль стробирует в висках, космическим одиночеством колет пальцы, земля разверстается под каждым шагом в десяток несуществующих пропастей, и слишком хорошо помнит, чего именно хочется, когда ломает, так что, призвав на помощь быстроту своей реакции, ловит Райдера за горло и уверенно сжимает пальцы на шелковистой меловой коже по обеим сторонам от гортани. Тело превращается в подобие тяжелого акваланга, когда тебя ломает от плутона, от него хочется только избавиться, но заснуть невозможно, а все прочие методы помогают еще менее эффективно, его хочется снять, как пальто с потеплением, но безболезненно не выходит - прибит; единственное, чего до бреда, невыносимо, страстно хочется, когда тебя ломает от плутона, это подохнуть.

Старший лейтенант перехватывает немного повыше - только бы хрящ не повредить. Ганс коротко всхлипывает, судорожно вцепляется ему в плечи; подхватив момент, отчаянно тормозит инстинкт, чтобы не мешать, и глядит широко распахнутыми глазами с такой очевидной радостью, что есть момент, когда Джоди хочется только продолжать до тех пор, пока в руках не останется просто очаровательного трупа, но этот момент быстро проходит, потому что Джоди уже знает, что труп Райдера не будет очаровательным - лишение не может быть очаровательным в случае с чем-то подобным.

- Я не под-дхожу т-тебе, не подхож-жу, - глухо цедит Джоди для того, чтобы не сорваться. С любовью к убийству нужно быть осторожнее, потому что могут ослушаться пальцы. Он не раз душил людей, и неоднократно - не до смерти, однажды провел этот опыт даже со Стремглавом, давно, когда Стремглав не занимал еще своего теперешнего неприкосновенного положения, так что знает и хорошо чувствует рубежи, но майор теряет сознание не слишком типично, с полным осознанием происходящего, гаснет и разгорается, как праздничные гирлянды, и Джоди разжимает руки немного раньше чем следует, опасаясь отвлечься на ощущение, что он оказался слишком близко к чему-то вневременно прекрасному, чтобы самому продолжать существовать дальше.

Outro:

Модель, заплывшую за буй. Хэй, Аммо, если бы ты видела, как красиво то, на что смотришь сквозь время, и то, что ожидает мир после того, как последние упоминания о нас обратятся в бесчувственный белый песок. Когда так близко доля риска - этот набор всегда стоит у меня за спиной, но в посмертные моменты единения с пространством оказывается на виду, от него невозможно оторваться. Глобальные зрелища и мелкие несущественные детали, вещи вполне конкретные, от заброшенной многоэтажки под плотной занавесью плюща до трепещущего под летним ветром макового цветка между ржавым рельсом и старой шпалой. Оконные стекла сверкают на закате, отражая друг от друга лучи, калитка поскрипывает в сумерках, шуршит ненавязчивый ночной дождь, несокрушимые объятия атмосферы поутру. Хэй, Аммо, знаешь, Аммо, деревья связаны с небесами рассеянными сияющими нитями света, я узнал это, когда впервые умер. Хэй, Аммо, мы бывали с Сэндом в районе заброшенных пятиэтажек, лежали там на деревянном крыльце под дырявым козырьком в пятнах весеннего полуденного солнца, а вокруг никого, на много миль - ни души, только кости кое-где и разморенная, дремлющая по всем углам смерть, которую мы когда-то на это место низвергли, мы пили что-то не слишком крепкое из белой пластиковой канистры, а на мне были очки-хамелеоны и обычные психопатические выебоны, мы всю дорогу молчали и озирались, слушали, как ветер хлопает подорванными листами жести на крышах, свистит по водосточным трубам и сквозь бетонные скелеты зданий, по-разному, призрачно, многоголосо, а потом, чтобы отметить момент в хистори, я спросил этого маленького сумасшедшего ублюдка, с какой стати он никогда не загорает, а Сэнд ничуть не растерялся и сказал в ответ, что оно ему нахрен не надо. Деревья, чем больше возраст - тем толще нити, это нормально, закономерно, i see a red door and i want to paint it blue, я теперь совершенно готов к дезинтеграции, а во сне было страшно потому что во сне многое случается не так, как выглядело бы не во сне, это й-естественно и очевидно, однажды мне приснилось что я привел домой Бенуа Шестнадцатого, а бедняга слишком сильно дернул за ручку двери в моей комнате и защелкнулся в одиночестве внутри, когда я вышел, чтобы сделать чаю, я вернулся, заслышав шум, но вместо того чтобы помочь ему обрести свободу, стоял почему-то в коридоре и злорадно говорил, что он le pede, хотя в действительности и в голову не взбрело бы, отличная группа. Каменные ступеньки в трещинах и пучках травы, панцири поездов и электричек, грязными прядями рваные высоковольтные провода с покосившихся столбов, там ужасно

Вы читаете eulogy blue (СИ)
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×